<<
>>

ДАДАИЗМ

— направление в мо-дернизме, культивируемое в период с 1916 по 1921 и связанное с именами таких авторов, как Т. Тцара (основоположник Д.), X. Балль, Р. Хюльзенбек, Г. Арп, М. Янко, Г.

Прайс, Р. Хаусман, В. Меринг, О'Люти, Ф. Глаузер, П. А. Биро, М. д'Ареццо, Дж. Канторелли, Р. ван Реез, Г. Тойбер, А. Морозини, Ф. Момбелло-Пасквати, Ф. Пикабия, К. Швиттерс и др. Д. был поддержан А. Бретоном, Ф. Супо (см. Сюрреализм), П. Реверди, П. Элюаром, JI. Арагоном и др. В определенный период своего творчества к нему примыкали Г. Гросс, М. Дюшан, М. Эрнст. Название течения связано с центральным для Д. термином "да- да", характеризующимся предельной плюральностью и в силу этого принципиальной неопределенностью значения: по формулировке Т. Тца- ры, "из газет можно узнать, что негры племени Кру называют хвост священной коровы: ДАДА. Кубик и мать в определенной местности Италии: ДАДА. Деревянная лошадка, кормилица, двойное согласие по-рус- ски и по-румынски: ДАДА...". За нарочито педалированной внешней эпатажностью Д.
(танцы в мешках "под урчание молодых медведей", вечера "гимнастической" и "химической" поэзии с неизменным вмеша-тельством полиции и т. п.) стоит программный отказ Д. от традици-онных ценностей разума, религии, морали и красоты, фундированный глубинным идеалом свободы. И если на уровне эксплицитных самоопределений этот идеал выглядит сугубо негативным (классический лозунг Д. "дадаисты не представляют собой ничего, ничего, ничего; несомненно, они не достигнут ничего, ничего, ничего"; тезис Тцары о том, что "дада ничего не означает"; ретроспектива Г. Гросса: "Мы с легкостью издева-лись надо всем, ничего не было для нас святого, мы все оплевывали, мы представляли собой чистый нигилизм, и нашим символом являлось Ничто, Пустота, Дыра" и т. п.), то на уровне основополагающих идей Д.
обнаруживается серьезная постановка фундаментальной проблемы соотношения устремленности сознания к свободе (по формулировке Т. Тцары, "дада — из потребности в независимости") и его принципиальной несвободы в контексте культуры — несвободы, которая проявляется по-средством диктата рациональной логики и языка над спонтанностью мысли. В этом плане Д. может быть оценен как раннее и нашедшее далеко не все адекватные средства для своего выражения предвосхищение оформившихся много позднее в рамках постмодернизма идей власти языка (Барт) и "власти-знания" (Фуко), программной стратегии отказа от презумпции языковой референции (см. Пустой знак) и от жестко линейной логики (см. Логотомия) и перехода к принципиально плю-ральным (свободным) нарративным практикам (см. Нарратив), реализу-ющихся не посредством подчиненных диктату рациональной логики и жесткой определенности собственного объема и содержания понятий, но посредством схватывающих чув-ственную сиюминутность спонтанности симулякров (см. Симулякр). Вместе с тем, если структурный пси-хоанализ зиждется на изначальном признании неустранимости языко-вой артикулированности (а значит, и социальной ангажированности и — соответственно — несвободы) сознания (Лакан о вербальной артикуляции бессознательного), на базе чего впоследствии оформляется такая пре-зумпция постмодерна, как "смерть субъекта", то Д., напротив, пытается утвердить индивидуальную свобо-ду сознания путем освобождения от языка и дискурса: "я читаю стихи, которые ставят перед собой целью ни много ни мало, как отказ от языка" (X. Балль). По оценке Тцары, "логика — это всегда некое осложнение. Логика всегда ложна. Она дер-гает за ниточки понятия, слова, взятые со стороны своей формальной внешней оболочки, чтобы сдвинуть их по направлению к иллюзорным краям и центрам. Ее цепи убивают, это тысяченогое огромное существо, душащее всякую независимость" (ср. с идеей Лакана о "цепочках означающих", очерчивающих инди-видуальную судьбу, и тезисом Деррида о необходимости децентрации текста, ибо наличие фиксированного центра было бы ограничением того, "что мы можем назвать свободной игрой структуры", и что лежит в основании деконструктивистской стратегии по отношению к тексту — см.
Ацентризм, "Игра структуры"). Отсюда идеи Д. о безумии как о внедискурсивном, внеязыковом, вне-логическом и — следовательно — свободном способе бытия: "есть огромная разрушительная негативная работа, которую нужно осуществить. Нужно вымести все, вычистить. Чистота индивида утверждается после состояния безумия" (Тцара). Аналогично, в "Манифесте к первому вечеру дадаистов в Цюрихе": "Как достига-ют вечного блаженства? Произнося: дада. Как становятся знаменитыми? Произнося: дада. С благородным жестом и изящными манерами. До умопомрачения, до бессознательности. Как сбросить с себя все змеиное, склизкое, все рутинное, борзопис- ское? Все нарядное и приглядное, все примерное и манерное, благоверное, изуверное? Произнося: дада", т. е. артикулируя принципиально внедис- курсивную бессмыслицу (X. Балль). И если бытие — это изначально бытие несвободы, "если жизнь — это дурной фарс, лишенный цели и из-начального порождения, и раз уж мы полагаем, что должны выбраться из всей этой истории чистыми, как омытые росой хризантемы, мы провозглашаем единственное основание для понимания: искусство" ("Манифест дада 1918 года", Тцара). В этой связи программным постулатом Д. является постулат отсутствия позитивной политической программы ("У нас не было никакой политичес-кой программы" — Г. Гросс); практически все дадаисты выступили против Берлинской группы Д., про-возгласившей требование "междуна-родного революционного объединения всех творческих и думающих людей во всем мире на основе радикального коммунизма" (Манифест "Что такое дадаизм и какие цели он ставит себе в Германии", Хаусман, Хюльзенбек, Голишефф, 1919). Генеральная стратегия и credo Д. ло-кализуются в принципиально иной сфере: "Уважать все индивидуальности в их безумии данного момента" (Тцара), — снятие языкового и логи-ческого диктата возможно только в художественном творчестве, и именно последнее, с точки зрения Д., должно освободить неповторимую индивидуальность бессознательного: "я не хочу слов, которые были изобретены другими.
Все слова изобретены другими. Я хочу совершать свои собственные безумные поступки, хочу иметь для этого собственные гласные и согласные" (Балль). Д., таким образом, может быть рассмотрен как важный этап в содержательном развитии презумпции идиографизма. В этом контексте Д. постулирует спонтанность ("мысль рождается на устах", по словам Тцары) как единственно адекватный способ творческого самовыражения: "можно стать свидетелем возникновения членораздельной речи. Я просто произвожу звуки. Всплывают слова, плечи слов, ноги, руки, ладони слов. Стих — это повод по возможности обойтись без слов и языка. Этого проклятого языка, липкого от грязных рук маклеров, от прикосновений которых стираются монеты. Я хочу владеть словом в тот момент, когда оно исчезает и когда оно начинается" (Балль). Собственно, самое дада и есть не что иное, как "траектория слова, брошенного как звучащий диск крика" (Тцара). В идеале акт творчества есть акт творения собственного, личного, не претенду-ющего на общечеловеческую универсальность (авторского), равно как и не претендующего на хронологическую универсальность (одноразового) языка: "У каждого дела свое слово; здесь слово само стало делом. Почему дерево после дождя не могло бы называться плюплюшем или плюплюбашем? И почему оно вообще должно как-то называться? И вообще, во все ли наш язык должен совать свой нос? Слово, слово, вся боль сосредоточилась в нем, слово... — общественная проблема первосте-пенной важности" (Балль). Горизонт Д. неизбежно сдвигается: идеалом выступает уже не просто вышедшая из-под дискурсивного контроля спонтанность, порождающая собствен-ный (ситуативный и сиюминутный) язык, но спонтанность внеязыковая, обнаружившая под сброшенной ра-циональностью первозданность ("ак-тивную простоту", по Тцаре), понятую в Д. как подлинность: "слово "Дада"символизирует примитивнейшее отношение к окружающей действительности, вместе с дадаиз- мом в свои права вступает новая ре-альность. Жизнь предстает как одно-временная путаница шорохов, красок и ритмов духовной жизни, которая без колебаний берется на вооружение дадаистским искусством" (Р.
Хюльзенбек). В силу данных презумпций Д. ретроспективно оцени-вается постмодернизмом как предвосхитивший постмодернистский отказ от концепции языковой референции и идеи означивания (Кристе- ва о "гетерогенности по отношению к значению и означиванию" в твор-ческих "экспериментах дадаистов"). Игровое начало и спонтанность Д., реализующиеся в пространстве языковых жанров в переориентации с жесткой линейной логики на свободную ассоциативность ("рифмы льются созвучно звону монет, а флексии скользят вниз по линии живота" — Тцара), в невербальных художественных жанрах реализуют себя в технике коллажа (например, "автоматические рисунки" Г. Арпа или "мерцизм" К. Швиттерса, произвольно объединяющие в объемных конструкциях газетные полосы, деревянные фигуры, пучки волос, трамвайные билеты, драпировки из ткани, детские игрушки, предметы женского белья и др., руководствуясь единственно принципом спонтанности свободных ассоциаций). Осуществленное в рамках постмодерна конституирование коллажа в качестве фундаментального принципа организации как художественного произведения (см. Конструкции), так и культуры в целом, во многом восходит к дадаистскому пониманию -коллажа как пространства содержа- тельно-ассоциативной свободы в задающем принципиальную несвободу от ассоциаций поле культурных смыслов (см. Нарратив). (См. также "Украденный объект", Коллаж, Анти-психологизм.)

М. А. Можейко

ДАМИАНИ Петр — см. ПЕТР ДА- МИАНИ.

ДАНИЛЕВСКИЙ Николай Яковлевич (1822—1885) — русский публицист, социальный мыслитель, культуролог, идеолог панславизма. Магистр ботаники Петербургского университета (1849). За научно-администра-тивную деятельность награждался золотой медалью Русского географического общества. Директор Никитского ботанического сада (1879). Основные сочинения: "Россия и Европа. Взгляд на культурные и политичес-кие отношения славянского мира к германо-романскому" (1869), "Дарвинизм. Критическое исследование" (1885—1889), "Сборник политических и экономических статей" (1890) и др.

Известность приобрел благодаря работе "Россия и Европа", вызвавшей острую полемику и зача-стую несправедливую критику (например, со стороны В. Соловьева, Кареева). Критики обратили внимание прежде всего на поверхностный, связанный с "восточным вопросом", слой книги и проигнорировали (за исключением Страхова и Леонтьева) ее более глубокий социологический и философско-исторический план, обнаруживший свое значение позднее. Рассуждая в русле методологии натурализма и отвергая европоцентристский эволюционный принцип объяснения истории, Д. считал невозможной общую теорию общества, управляемого всеобщими законами. Общество — не особая целостность, но только сумма национальных ор-ганизмов, развивающихся на основе морфологического принципа, т. е. по собственным имманентным законам. Д., следовательно, наметил одну из ранних форм структурно- функционального анализа социальных систем. Человечество в различных точках роста укладывается в крупные социальные формы (организмы), называемые Д. "культур- ноисторическими типами" (цивили-зациями). "Типы" есть интеграция существенных признаков определенного социального организма, объективирующих национальный характер. Положительную роль в истории, по Д., сыграли 11 основных культур- но-исторических типов: египетский, китайский, ассиро-вавилоно-фини- кийский, халдейский или древнесе- митический, индийский,иранский, еврейский, греческий, римский, но-восемитический или аравийский, романо-германский или европейский. Ряд народов не сложились в культурный тип и выполняют либо функ-цию "бичей Божиих", т. е. разрушителей отживших культур, либо составляют "этнографический ма-териал" для других цивилизаций. В идеальном плане культура струк-турируется на 4 разряда (или основы): религия; культура в узком смысле слова (наука, искусство и промышленность); политика; обще- ственно-экономическая деятельность. Исторически существовавшие куль-турно-исторические типы развивали какой-либо один разряд, либо, в лучшем случае, — два (как европейский). Восточнославянский же тип, по мнению Д., будет первым полным "четырехосновным" культурно-ис- торическим типом. На этом основывались вызвавшие неприятие многих современников политические выводы Д. о месте России в Европе и о славянском мире, который ради спасения своей самобытности дол-жен объединиться в особый культурно-исторический тип и отказаться от подражательности иным культурам. Д., используя биологические аналогии, формулирует законы эволюции культурно-исторических типов. Ос-новы цивилизации одного типа не передаются цивилизациям другого типа. Попытка заменить такие основы ведет к уничтожению культуры. Однако Д. не отрицает культурную преемственность, адекватной формой которой является метод "почвенного удобрения", т. е. знакомство народа с чужим опытом и использо- вание его наименее национально окрашенных элементов. Особое значение для развития цивилизации имеет политическая интеграция культурно близких народов. Выход интеграции за пределы культурного типа приносит только вред. Культурно- исторический тип переживает ряд этапов, причем если период накопления культурного запаса народом неопределенно долог, то период цивилизации ("плодоношения", "рас-траты", "творчества") весьма короток, культура быстро иссякает и приходит к естественному концу. Д. одним из первых увидел опасность концепции линейного прогресса, подчеркнув гибельность для человечества господства какого-либо одного культурно-исторического типа. Ни одна цивилизация не может утверждать, что она представляет выс-шую точку истории, каждая вносит свои плоды, идет в своем направлении и только в этом многообразии и осуществляется прогресс. Не существует никакой абстрактной общечеловеческой задачи. От общечеловеческого нужно отличать всечеловеческое как совокупность всего национального; всечеловеческое подобно городу, где каждый отстраивает свою улицу по собственному плану, а не теснится на общей площади и не берется за продолжение чужой улицы. В таком развитии и заключается со-циальный идеал. Концепция Д. стала одной из первых попыток обоснования взгляда на историю как на нелинейный многовариантный про-цесс. Будучи недооцененными в мо-мент создания, идеи Д. оказались созвучными многим концепциям 20 в.: теории локальных цивилизаций, теории аккультурации, социологии знания и т. д.

Г. Я. Миненков

ДАНТЕ Алигьери (Dante Alighieri) (1265—1321) — итальянский поэт общеевропейского и мирового масштаба, мыслитель и политический деятель позднего средневековья, гуманист, основоположник итальянского литературного языка. Перу Д. принадлежат: грандиозная философ-ская поэма: "Божественная комедия", фактически представляющая собой обзор всей предшествующей культурной традиции (как в проблемном, так и персональном планах); трактат "Пир" — первый прецедент ученой прозы на итальянском языке (volgare) и первое предренессансное произведение просветительской на-правленности, посвященное проблемам физики, астрономии, этики; трактат "О народном красноречии", написанный по-латыни и разрабатывающий поэтику и риторику ро-манских языков (в первую очередь итальянского и провансальского); социально-философский трактат "Монархия", представляющий собой политико-утопическую модель общест- венного устройства; лирическое по- этико-прозаическое произведение "Новая жизнь"; многочисленные письма, канцоны, секстины, балла- ты, эклоги и сонеты, отличающиеся изысканной строфикой. Родился во Флоренции в семье, происходящей, согласно преданию, из римского рода Элизеев, участвовавшем в основании Флоренции; праправнук Каччагви- до, участвовавшего в Крестовом походе Конрада III, внук знаменитого гвельфа Беллинчоне. Вырос при мачехе, в 18 лет лишился отца, став старшим в семье, состоящей из двух сестер и брата. Ученик Брунетто Латини, юриста, писателя и переводчика (Аристотель, Вергилий, Овидий, Цезарь, Ювенал). Был женат (по решению родителей) на дочери своего политического врага Манетто Дона- ти, отец 4 детей. Принадлежал к партии Белых гвельфов, начиная с 1295 активно участвует в полити-ческой жизни Флоренции, играя значительную роль в Особом народном совещании при Капитане народа (Consiglio della Capitudino; ноябрь 1295 — апрель 1296); был избран одним иэ шести сави (итал. savi — муд-рец) района Флоренции Сан-Петро; в 1296 был членом Совета Ста (глав-ный финансовый орган республики); в 1300 — одним из семи приоров Флоренции. После падения белой сеньории Д. был наряду с другими лидерами Белых обвинен в baratteria, т. е. в злоупотреблении властью, и изгнан (январь 1302), в марте 1302 было вынесено дополнительное по-становление относительно Д.: при его попытке вернуться во Флоренцию, пусть его "жгут огнем, пока не умрет". Д. является одним из организаторов 1-й муджеланской войны (в союзе с гиббелинами), позднее жил в изгнании (Верона, Болонья, Равенна и др.), продолжая участвовать в политической деятельности. В 1313 посещает Париж с образовательными целями ("для усовершен-ствования знаний"). Приветствовал объединительные тенденции в поли-тической жизни Италии и, в частности, избрание Генриха Люксембург-ского итальянским императором и его тезис о неразличении гиббелинов и гвельфов. Нежелавшая признать императора Флоренция подверглась столь резкому осуждению Д. (письмо "злодеям-флорентийцам" от 1 марта 1311), что Д. и его сыновья были ис-ключены из Флорентийской амнис-тии. После соответствующего декре-та Д. мог бы вернуться на родину, пройдя публичный обряд покаяния, но отказался от унизительной проце-дуры, предпочтя изгнание; в 1315 вновь был осужден на смерть сеньорией Флоренции вместе с сыновьями. В качестве посла правителя Равенны Гвидо де Полента в Венеции участвовал в заключении мира с республикой Сен-Марко. Возвращаясь из Венеции, заболел малярией и умер.

Похоронен в Равенне (даже после объединения Италии в 19 в. Равенна не согласилась вернуть прах Д. во Флоренцию). В сфере философской мысли испытал влияние Аристотеля, схоластического аристотелизма и аверроизма, а также — отчасти — неоплатонизма, стоицизма и арабской философии. Специально изучал тексты Псевдо-Дионисия Ареопаги- та, Иоанна Скота Эриугены, а также Бернара Клервоского, Алана Лилль- ского и Сигера Брабантского. Аксио-логическая система поэтики Д. генетически восходит к Псевдо-Дионисию Ареопагиту (заключительная часть "Божественной комедии") и перипа-тетизму ("Пир"). Политическим идеалом Д., сформировавшимся в условиях перманентной гражданской войны, было единое светское государство — гарант мира и воплощение законности, — где будут ликвидированы сепаратизм и частная собственность на землю. Управление этим государством мыслится Д. согласно платоновской модели: решения монарха должны быть фунди-рованы советами философа ("О вы, несчастные, ныне правящие! О вы, несчастнейшие, которыми управляют! Ибо нет философского авторитета, который сочетался бы с вашим правлением"). Оптимальное, с точки зрения Д., политическое устройство, с одной стороны, основано на презумпции мирового единства, а с другой — предполагает сохранение местного самоуправления и обеспечение свободы. Развитие этих двух тенденций должно, по Д., привести к "полноте времен", т. е. всеобщему благоденствию. Отрицание Д. так называемого "константинового дара" (т. е. передачи в свое время императором Константином большой территории Италии под юрисдикцию папы) вызвало острую реакцию со стороны церкви; по свидетельству Дж. Боккаччо, кардинал Бельтран- до дель Подисетто приказал сжечь рукопись "Монархии"; позднее, в 1329, он же призывал подвергнуть аутодафе останки Д. Доминиканским монахом Гвидо Вериани из Римини было написано сочинение против "Монархии", что, в свою очередь, вызвало ответную реакцию со стороны Чино де Пистойя, Бартоло да Сас- соферрато, Марсилио Падуанского, дав новый импульс развитию идей о гармоничном государственном уст-ройстве. "Монархия" Д. вызывает острые споры вплоть до сегодняшнего дня; ее идеи подвергались толко-ванию с романтических (объединение Италии в этнических границах), экстремистски националистических (мировая итальянская гегемония) и утопико-коммунистических (все-общее государство всеобщего счастья) позиций;семантически социальная модель Д. открыта для трактовки с позиций идеала глобальной цивилизации с его презумпцией этнического полицентризма. Поэтическое творчество Д. ориентировано на по-лисемантический символизм (см. идеи "Пира" о наличии первого, т. е. ис-торического или буквального значения текста, служащего основой кон- ституирования аллегорического и аналогического его значений). Вводимая Д. система персонификаций различных качеств личности и проявлений душевной жизни ("Я го-ворю об Аморе так, как если бы он обладал самостоятельным бытием... Амор не является субстанцией, но качеством в субстанции"), задает в культуре вслед за соответствующей системой персонификаций поздне- средневековой галантной культуры (прежде всего, "Романа о розе") вектор оформления интерсубъективного языка, посредством которого возможен предметный разговор о чувственной сфере. Центральным смыслообразом поэтики Д. является фигура Беатриче (итал. beatrice — дарующая блаженство; в "Новой жизни" прохожие с первого взгляда усматривали ее божественную красоту и достоинство: "не зная, как ее зовут, — именовали Беатриче"), чей реальный прообраз — дочь Фалько Портинари и жена банкира Симоне де'Барди, троюродная сестра мачехи Боккаччо. Семантика образа Беатриче восходит к семантике Донны в dolce stil nuovo и в куртуазной лирике: поэтика Д. конституирует образ Беатриче как воплощение абсолютной красоты и женственности, которые есть основа красоты, светящейся в других женских ликах (идея прекрасно передана иллюстрациями Эрнста Неизвестного к "Новой жизни"). Фактически красота Беатриче мыслится Д. в качестве красоты как таковой в субстанциальном ее выражении ("в ее красе предел природных сил"), — такая красота способна обновить природу тех, кто ею любуется, "ибо она чудесна" (отсюда — "Новая жизнь"), и причастность к ней означает моральное совершенствование и духовный взлет: "Пре-красна власть Амора, ибо от всего низкого обращает она намерения верного". Потому, характеризуя красоту Беатриче, Д. интерпретирует ее в куртуазной парадигме как импульс к божественному восхождению, аксиологически эквивалентному откровению: "Пусть воздадут Творцу благодаренье // Все, сопричастные ее путям" (см. Красота). Это отражено и в цветовой символике поэтики Д.: во время первой встречи Беатриче (девятилетняя девочка) одета в пурпурно-красное — цвет грядущей страсти; во время второй встречи Беатриче в расцвете своей женской красоты — в ослепительно белых одеждах — символ невинности и чистоты ("Новая жизнь"); во время третьей, финальной, встречи Беатриче, царица мира, предстает перед Д. в сияющем огненном оде-янии ("Божественная комедия"), что в рамках восходящей к неоплатоникам световой символики христианства означает мудрость, славу Божью и совершенство. Семантика любви в этом контексте конституи- руется как семантика очищения, и восхождения к Абсолюту (см. программную для Д. канцону "Мое три дамы сердце окружили...", где персонифицированные верховные добродетели — Справедливость, Правда и Законность, — гонимые и отверженные всеми, находят единственного друга в лице Амора). Значи-тельным символом выступает у Д. и персонификация "сострадательной дамы", которая является "достойнейшей дочерью Повелителя Вселенной, которую Пифагор именовал Философией". Именно "Мадонна фи-лософия" выступает у Д.вдохновительницей его духовных и интеллек-туальных исканий, и в этом смысле образы "Мадонны Беатриче" и "Мадонны Философии" оказываются се-мантически эквивалентными: "За сферою предельного движенья// Мой вздох летит в сияющий чертог. //Ив сердце скорбь любви лелеет Бог // Для нового Вселенной разуменья". Поэзия Д. сыграла большую роль в оформлении ренессансного гуманизма и в разворачивании ев-ропейской культурной традиции в целом, оказав значительное воздействие не только на поэтико-худо- жественную, но и на философскую сферы культуры (от лирики Петрарки и поэтов Плеяды до софиологии В. С. Соловьева). Исследование творчества Д. оформилось в настоящее время в специальную отрасль медиевистики — дантологию, изучению и популяризации его наследия посвящена деятельность специальных институтов и фондов (Итальянское Дантовское общество, например).

М. А. Можейко

<< | >>
Источник: А. А. Грицанов. Всемирная энциклопедия: Философия. 2001

Еще по теме ДАДАИЗМ:

  1. ДАДАИЗМ
  2. DEJA-VU (Дежа-вю
  3. КОЛЛАЖ
  4. УКРАДЕННЫЙ ОБЪЕКТ
  5. АВАНГАРДИЗМ
  6. АНТИПСИХОЛОГИЗМ
  7. МОДЕРНИЗМ (фр. Moderne - новейший, современный
  8. МОДЕРНИЗМ
  9. СЮРРЕАЛИЗМ (фр. surrealite - сверхреальность
  10. СМЕРТЬ СУБЪЕКТА
  11. МАРГИНАЛЬНОСТЬ (лат. margo - край, граница
  12. СЮЖЕТ
  13. СМЕРТЬ СУБЪЕКТА
  14. РИЗОМА(фр. rhizome - корневище