ФАШИЗМ
, национал-социализм (лат. fasio; итал. fascismo, fascio — пучок, связка, объединение) — 1. Тип общественного и государственного устройства, противоположный кон-ституционно-плюралистической де-мократии.
В Европе 20 в. — это Португалия при режиме Салазара, Испания — при Франко, Италия — при Муссолини, Германия — при Гитлере. В рамках Ф. как особого со-циально-политического режима принцип многопартийности отрицается в интересах антидемократически и ан- тилиберально ориентированной пра-вящей партии или группы, т. е. меньшинства, насильственно захва-тившего власть и отождествляющего себя с государством. Ф. в Португалии предполагал отказ от идеи народного представительства в форме парламентаризма при сохранении автономии различных социальных групп общества от государства на основе принципов либерализма. Ита-льянский Ф., опираясь на государственную партию, наделял правительство неограниченной властью при сохранении ориентации на консер-вацию традиционных общественных структур. Режим гитлеровского Ф. в качестве несущей конструкции ис-пользовал не столько государство, сколько материально воплощаемый идеал нации или даже расы (именно на этой основе планировалось пре-одоление пагубной классовой не-однородности общества, порожденной индустриальной цивилизацией). 2. Идеология, теория и практика правоэкстремистского политического движения 1920—1990-х в Европе, характерными чертами которого выступают: воинственный антидемократизм; антимарксизм; антисемитизм; расизм и идеи расового превосходства; шовинизм; мистический вождизм; культ тоталитарного государства и социального насилия; концепция нации как вечной и высшей реальности, основанной на общности крови; готовность к борьбе за порабощение "низших" народов и рас; оправдание геноцида последних. Социальной основой Ф. выступают маргинальные, деклассированные слои общества. (Ср. с мнением одного из авторов коммунистически ориентированного периодического европейского издания "Коммунистический Интернационал" от 4 ноября 1922: "У фашиз-ма и большевизма общие методы борьбы. Им обоим все равно, законно или противозаконно то или иное действие, демократично или недемократично. Они идут прямо к цели, попи-рают ногами законы и подчиняют все своей задаче".) 3. Интеллекту-ально-эстетическая традиция, которая в исходных своих основаниях отождествлялась рядом европейских мыслителей (особенно немецких) с закономерным результатом всей истории развития западной метафизики от Платона до Гегеля. Предполагалось, что предельным выражением последней необходимо становится "воля к власти" с ее многомерной со-вокупностью ритуалов и процедур обретения органического единства собственного Dasein ("здесь-бытия") индивида с исторической судьбой его народа, с коллективистской транс-формацией этого Dasein и его заменой наличным бытием. Так, Хайдеггер усматривал в Ф. своего рода форму национального эстетизма, мышления, объединяющего сферы искусства и политики, благодаря или в результате чего само общество становится воплощением тотального спектакля, произведением искусст-ва, в котором видение художника (или воля фюрера) больше уже ни-чем не отличается от мыслей и стремлений людей. Такое мышление, по мнению Хайдеггера, отождествляет высшее политическое добро с образом идеально организованного сооб-щества, объединенного интимными, национально-культурными связями. Предтечами подобного национал-эстетизма правомерно считать Шиллера с его "идефикс" эстетического образования как средства преодоления ненавистных антиномий разума и природы, субъекта и объекта, свободы и необходимости; Ницше с тезисом, согласно которому "только как эстетический феномен бытие и мир оправданы в вечности" и т. д. Рассматривая судьбу европейской мысли через понятие "мимези-са" (подражания), Хайдеггер подчеркивал, что, начиная с Платона с его двойственным пониманием истины — как аутентичной (aletheia) и как не самым лучшим ее замещением в виде художественной репрезентации, подражания подражанию (mimesis) — возникает своего рода раскол в истории интеллектуализма, суть которого — в неспособности различать два типа дискурса, — по-знание и мимезис, истину в собственном смысле слова и ее суррогаты, фикции. "Инверсия платонизма", по мнению Хайдеггера, в дальней-шем предстает истоком и моделью так называемой эстетической идеологии, благодаря которой (или посредством которой) философия попытается переиграть свою не совсем удачную попытку установить истину на основе ясных и отчетливых идей. Таким образом, с точки зрения Хайдеггера, начиная с Платона, западному мышлению так и не удается разбить цепи, связывающие истину с эстетической идеологией. Говоря же о современной ему эпохе, Хайдеггер отмечал глубинную связь нацио-нал-социализма с этой традицией, видя в Ф. не более чем просто вуль-гаризированное воспроизведение вопросов, тревоживших западную философию со времен "инверсиро-ванного платонизма". Иначе говоря, немецкий национальный дух был обречен, по Хайдеггеру, подражать не-подражаемому, выступая в ипостаси то ли общенационального психоза, то ли исторической шизофрении (первые герои и одновременно первые жертвы этого процесса — Ницше и Гёльдерлин). Именно эта, шизофреническая по сути своей, логика и привела к тому, что Хайдеггер называл Уничтожением Германии, ее разделом и т. п., т. е. к осуществле-нию жестокой необходимости, им-манентной всей истории западной мысли. (См. также Большевизм, Ге- нон, Желев, Розенберг, Социализм, Тоталитаризм, Футуризм.)А. А. Грицанов, Т. Г. Румянцева
ФЕДОРОВ Николай Федорович (1828—1903) — русский мыслитель, представитель религиозно-философ- ского направления космизма. Сын князя П. И. Гагарина и крепостной крестьянки; как незаконнорожден-ный Ф. получил отчество и фамилию по имени крестного отца. С 1854 по 1868 Ф. служил учителем истории и географии. С 1868 Ф. переходит на службу в Москву, где сначала становится помощником библиотекаря московской Чертковской библиотеки, а с 1874 переходит в Румянцев- ский музей. Занимая скромную должность дежурного по читальному залу, он постепенно заслуживает огромный авторитет у многочисленных по-сетителей этой библиотеки — видней-ших ученых, писателей, философов. Ф. высоко ценили многие его совре-менники (Достоевский, JI.
Толстой, В. Соловьев и др.). Ф. был известен своим аскетическим образом жизни, он считал грехом всякую собственность, а поэтому даже свое жалованье почти целиком раздавал нуждающимся. По этой же причине Ф. ничего не опубликовал из своих сочинений. Работу по подготовке к изданию философского наследия Ф. завершили его ученики и последова-тели, выпустившие два тома избранных отрывков и статей под названием "Философия общего дела" (1906, 1913). Свое учение, называемое "активным христианством", Ф. понимал как раскрытие "Благой Вести" в ее истинном практическом смысле, который выражается в призыве к активному преображению природного, смертного мира в иной, не-природ- ный, бессмертный божественный тип бытия. Основу федоровского учения составляют идеи "регуляции природы" и "имманентного воскре-шения". Высшим идеалом преображения (обожения) мира у Ф. является Царство Божие, достижение которого предполагает осуществление целого ряда задач: переход от эксплуатации к регуляции природы, овладение управлением космическими процесса-ми; совершенствование организма человека; создание общества по типу "психократии" на основе сыновьего, родственного сознания, идея патро- фикации, т. е. воскрешение всех прежде живших поколений. Реализация перечисленных задач мыслится Ф. как "общее дело" всего человече-ства, осознавшего свою целостность, всеединство, ведущее к всеобщему братству и родству, преодолению "враждебного" состояния как в природе, так и в социуме. Ф. был убежден, что божественная воля действует через единую соборную совокупность человечества. В этом контексте одним из главных требований в учении Ф. является принцип "совершенно-летия в вере", предусматривающий собственное участие человека в деле преображения природного порядка бытия (ср. с идеей "совершеннолетия мира" Д. Бонхеффера — см. Протестантская этика), включая общее дело по реальному восстанов-лению и преображению прежде живших поколений, основанное на идее перверсии естественного хода биологических процессов. В этой связи философия Ф. устанавливает своего рода культ предков (вплоть до проекта обучения и воспитания детей на кладбищах). Учитывая, что всем воскрешенным поколениям не умес-титься на одной планете, Ф. в качестве неисчерпаемого резерва для заселения людей предлагает Космос. Для этого человечеству придется преодолеть земные силы притяже-ния, выйти в космос и расселиться в нем, что, безусловно, связано с не-обходимостью психофизиологического совершенствования человеческого организма, т. е. преображения человеком себя из "смертного, пожирающего и вытесняющего" существа в самосозидающее и бессмертное. Одним из условий подобных трансформаций является, по мысли Ф., превращение питания в "сознатель- но-творческий процесс"создания своего тела из элементарных веществ и космической энергии. Философское наследие Ф. оказало влияние не только на русскую философскую традицию (В. С. Соловьев называл Ф. "учителем и отцом духовным"), но и на аксиологические приоритеты русского искусства (Достоевский, JI. Н. Толстой, В. Брюсов, Хлебников, К. Клюев и др.). (См. также Воскрешение, Космизм русский.)О. В.Шубаро
ФЕДОТОВ Георгий Петрович (1886— 1951) — русский мыслитель, философ, историк, публицист, профессор по кафедре истории средних веков в Саратовском университете (1920). Эмигрировал из Советской России во Францию (1925), автор более 300 публикаций и эссе по общественным проблемам (в том числе книг "Абеляр" (1925), "Святые Древней Руси (X—XVII столетий)" (1931), "И есть, и будет. Размышления о России и революции" (1932), "The Russian Religious Mind" (1946). В 1988 в Париже вышло собрание статей Ф. в шести томах. Творчество Ф. сыграло значимую роль в осмыслении вопросов назначения и места России в истории, соотношения революции и человеческих судеб, гибели и возрождения культуры. Связав себя с социал- демократическим движением уже в год окончания гимназии (1904), Ф. прошел в дальнейшем длительную духовную эволюцию, связанную с "личным переживанием Христа": свобода человека, гуманизм и живое евангельское чувство Иисуса Христа стали характернейшими чертами Ф.
— социального мыслителя. Участвуя после февраля и октября 1917 в дея-тельности немногочисленного интеллектуального кружка почти забытого в СССР и посткоммунистической России свободного философа Мейе- ра, Ф. все более склонялся к ориентации не столько на религиозную философию или чистое богословие, сколько на "богословие социальное или даже социологическое". Фило-софским камертоном социологического творчества Ф. явилось понятие "молчание". Молчание творческое, молчание как прислушивание, чувст-вительность к тону российской истории, позволившие Ф. дешифровать общественно-политические события революций 1917 и гражданской войны как трагичные полифонические мелодии эволюции православной культуры. Для Ф. человек выступает как судьбоносец культуры: смысл мировой истории, судьбы культуры в истории и как следствие — облик человека в культуре — предельная формула социолого-философского ми-ровоззрения Ф. Но во всех социологически ориентированных, жизненно соразмерных моделях Ф. присутствует универсальная точка отсчета — Россия как непреходящий предмет научного творчества: "Да, мы видели Приама, убитого на крови собственного сына. Да, мы бежали с пожарища со старцем Анхизом и святынями Пергама... Скольких старцев мы схоронили, скольких товарищей недо-считались, унесенных волнами... Это мы у ног Дидоны повторяем легендарную уже повесть о гибели Трои, и ни на какие черты чужеземной красоты не променяем образ воскресшей родины. Наша скорбь острее, потому что мы не можем, подобно Энею, оторваться от родной земли. Не можем на одних "пенатах" строить Пергам. Наша Гесперия на Востоке. Мы обречены, как тени, воз-вращаться к дымящимся развалинам, и ужасы последней ночи не изглаживаются из памяти". Отличительной особенностью социологии Ф. явилась тотальная критика русской идеологии (стремившейся достичь "западных целей" — "восточными средст-вами"): народников и марксистов, реакционеров и антиболыпевиков-де- мократов, чаяний народа и интеллигенции. (По мысли Ф., славянский перевод Библии обогатил русский язык, но одновременно избавил русских книгочеев от необходимости изучать древние классические языки. Россия оказалась отрезанной от философии: "...отрекшись от клас-сической традиции, мы не смогли выработать своей, а на исходе веков — в крайней нужде и по старой лености — должны были хватать... где и что попало... Не хотели читать по-гречески — выучились по-немецки, вместо Платона и Эсхила набросились на Каутских и Липпертов".) С точки зрения Ф., вся история России представляет собой процесс принципиального преодоления ее лучшими умами "апокалипсического соблазна" в видении перспектив развития. Ни концепция бесконечного прогресса секуляризированной Европы в духе общественной мысли Нового времени, ни идея о фатальности гибели "потусторонней" для Запада цивилизации русской православной религиозности не были созвучны мировосприятию Ф. Эсхато- логичность социально-философского и социологического творчества Ф. не результировалась в экстремальных, пессимистических прогнозах конца истории и культуры. Постулируя в начале 1930-х цель построения в Европе и России "Нового Града", способного отказаться от трагичного в неизбывности своем стремления континента к военной катастрофе, Ф. обращал особое внимание на решение "социальных вопросов". "Трудовой социализм", свобода личности вопреки догматам фашизма и ком-мунизма, христианство, русский па-триотизм— вот те идеалы, которые Ф. считал главными в любых проектах общественных трансформаций. Именно через парадигму этих цен-ностей культуры призывает Ф. со-здавать целостный облик истории российского государства, целостную- социальную модель его общественной эволюции. В 1939 в статье "Создание элиты" Ф. писал: "Демократизация культуры приобретает зловещий характер. Широкой волной текущая в народ культура перестает быть куль-турной. Народ думает, что для него открылись все двери, доступны все тайны, которыми прежде владели буржуа и господа. Но он обманут и обворован. Господа унесли с собой в могилу — не все, конечно, — ключи, — но самые заветные, от потайных ящиков с фамильными драгоценностями... В старой, полу-дворянской России "кухаркин сын", пройдя через школу, мог овладеть той культурой, которая сейчас в ра-боче-крестьянской России ему не-доступна. Причина ясна и проста. Исчезла та среда, которая прежде перерабатывала, обтесывала юного варвара, в нее вступавшего, лучше всякой школы и книг. Без этой среды, без воздуха культуры школа те-ряет свое влияние, книга перестает быть вполне понятной". По мысли Ф., "в борьбе между старым и новым мы не можем стать всецело на сторону "родного Содома". Есть вещи, которые должны сгореть в огне катаст-роф. Но есть и пенаты, которые мы выносим из огня разрушенной Трои, чтобы в долгих скитаниях и битвах найти для них новые храмы на площадях грядущего Рима. Содом или Троя? Между этими двумя восприя-тиями прошлого мы раскалываемся. Верный ответ, конечно: и Троя, и Содом. Пусть сгорает содомское, но пусть вечно живет Палладиум священной Трои". Ф. выступил одним из очень немногих, кто оказался в состоянии апплицировать истины и дух "Вех" на реалии постреволюционного и поствоенного мира. Осу-ществляя анализ истории русской интеллигенции, Ф. утверждал, что, пройдя целый век с царем против на-рода, она некоторое время противо-стояла и народу и царю (1825—1881) и, наконец, поддержала народ против царя (1905—1917). Для Ф. ин-теллигенция — не столько носитель и генератор новых идей, сколько оп-ределенный общественный слой с его конкретными бытовыми чертами. Антигосударственность интел-лигенции сопряжена у Ф. с ее ан-тинациональными ориентациями. Патриотические круги дворянства и армии в принципе не могли, по Ф., разделить такие идеи, а поэтому ин-теллигенция искала и нашла на соб-ственную погибель себе сообщников в среде рабочих, крестьян и (что самое печальное) в слоях люмпен-про-летариата России. "Сталинократия" и ее торжество, по мнению Ф., вовсе не отменяют эту тенденцию, они лишь корректируют ее. (Осмысливая возможные, альтернативные боль-шевизму варианты эволюции России в конце 19 в., Ф. отмечал: а) осуще-ствимость опоры правящей династии на "черносотенное" крестьянство, соединяющее религиозный монар-хизм со стремлением к переделу земли, и принесение — при поддержке Церкви — этой силе в жертву космо-политичного дворянства и большин-ства интеллигенции; б) возможность опоры царизма на православные, на-ционально-ориентированные, враж-дебные бюрократии и антинародному дворянству, торгово-промышленные слои — "силу почвенную и прогрес-сивную", "защищающую свободу слова и печати, единение царя и зем-ли в формах Земского Собора".) По мысли Ф., "люди, воспитанные в восточной традиции, дышавшие вековым воздухом рабства, ни за что не соглашаются с такой свободой — для немногих, — хотя бы на время. Они желают ее для всех или ни для кого. И потому получают "ни для ко-го". Им больше нравится царская Москва, чем шляхетская Польша. Они негодуют на замысел верховни- ков, на классовый эгоизм либералов. В результате на месте дворянской России — империя Сталина". Этот трагичный выбор — будущий крест государства российского, от разре-шения этой дилеммы зависит его будущее. В социально-философском творчестве Ф. был обозначен ряд таких проблем эволюции советского и постсоветского общества, которые, очевидно, не имеют простых решений даже в конце 20 ст. По мнению Ф., "для всех меньшинств отвращение от большевизма сопровождается отталкиванием от России, его поро-дившей. Великорус не может этого понять. Он мыслит: мы все ответст-венны, в равной мере, за большевизм, мы пожинаем плоды общих ошибок. Но хотя и верно, что боль-шевистская партия вобрала в себя революционно-разбойничьи элементы всех народов России, но не всех одинаково. Русскими преимущественно были идеологи и создатели партии. Большевизм без труда утвердился в Петербурге и Москве, Ве- ликороссия почти не знала граждан-ской войны; окраины оказали ему отчаянное сопротивление". Ф. не счел необходимым избыточно акцен-тировать данную проблему: для бу-дущего, по его убеждению, неизмеримо важнее новый культурный синтез подлинной морали. Кризис культуры — а неизбежно и общест- ва, — по Ф., суть распад культуры как целого: "Когда на небесах стреляют мильтоновские пушки, на земле человечество сходит с ума. Где-то развенчали мораль, а на земле миллионы людей гниют в лагерях смерти. Еще один выстрел на небесах, и здесь станут сажать на кол". Ф. су-мел предвосхитить трагичную пер-спективу выхода своей Родины из утопии: ценою жизни новых мучеников за идеи освобождения и любви. "В зарубежье (русском. — А. Г.), — писал Ф., — наибольшим почитани-ем пользуются воинственные святые — возможные покровители в гражданской войне..."А. А. Грицанов
ФЕЙЕРАБЕНД (Feyerabend) Пол (Пауль) Карл (1924—1994) — амери- кано-австрийский философ и мето-долог науки. Уроженец Вены, изучал историю, математику и астрономию в Венском университете, теорию дра-матургии — в Веймаре. Научную ка-рьеру начал в 1951, работая в Англии, с 1958 — в ряде североамериканских университетов и в университетских центрах Западной Европы. С 1967 Ф. — профессор Калифорнийского университета (Беркли). Основные сочинения: "Против метода. Очерк анархистской теории познания" (1975), "Наука в свободном обществе" (1978), "Проблемы эмпиризма. Философские заметки" (1981) и др. В научном творчестве опирался на идеи критического рационализма (Поппер), исторической школы в философии науки (Кун), испытал влияние марксизма (В. Холличер) и идеологии контркультуры (Франкфуртская школа). В 1970-е Ф. создает концепцию "эпистемологического анархизма". Анархизм в понимании Ф. ма-лопривлекателен в политическом измерении, но незаменим для эпи-стемологии и философии науки. В русле основных идей постпозитивизма Ф. отрицает существование объек-тивной истины, признание которой расценивает как догматизм. Отвергая как кумулятивность научного знания, так и преемственность в его развитии, Ф. отстаивает научный и мировоззренческий плюрализм, согласно которому развитие науки предстает как хаотическое нагро-мождение произвольных переворо-тов, не имеющих каких-либо объек-тивных оснований и рационально не объяснимых. Развитие научного знания, по Ф., предполагает нео-граниченное приумножение (проли-ферацию) конкурирующих теорий, взаимная критика которых стиму-лирует научное познание, а успех любой из них определяется умением автора-одиночки "организовать" его. Так как наука не является единст-венной или предпочтительной формой рациональности, то источником альтернативных идей могут быть любые вненаучные формы знания (магия, религиозные концепции, здравый смысл и т. д.). Столь же правомерно, считает Ф., и теорети-ческое упорство авторов научных концепций, т. е. отказ от альтерна-тив в познании независимо от критики создаваемых научных теорий. "Поиск обретает несколько направ-лений, возникают новые типы инст-рументов, данные наблюдений входят в новые связи с иными теориями, пока не установится идеология, до-статочно богатая, чтобы снабдить не-зависимыми аргументами каждый факт... Сегодня мы можем сказать, что Галилей был на верном пути, ибо его напряженные усилия в направ-лении весьма странной для того времени космологии дали в конце концов все необходимое, чтобы защитить ее от тех, кто готов поверить в теорию, если в ней есть, например, магические заклинания или прото-кольные предложения, отсылающие к наблюдаемым фактам. Это не ис-ключение, а норма: теории становятся ясными и убедительными только после того, как долгое время несвя-занные ее части использовались разным образом. Абсурдное предвосхи-щение, нарушающее определенный метод, становится неизбежной пред-посылкой ясности и эмпирического успеха". Отрицая единые методоло-гические стандарты и нормы научного познания, Ф. приходит также и к методологическому плюрализму. "Может быть успешным любой ме-тод", — постулировал свое кредо Ф.: "anything goes" или "все дозволено" как универсальная норма познания. Исходя из факта теоретической на- груженности языка научных на-блюдений, он высказывает сомнения в возможности эмпирической проверки научных построений и настаи-вает на принципиальной несоизме-римости научных теорий (например, общих космологических картин ре-альности) ввиду невозможности срав-нения их с общим эмпирическим базисом. Согласно Ф., гипотетико- дедуктивная модель объяснения опирается на неприемлемое допущение о том, что значения терминов остаются инвариантными в ходе всего процесса объяснения. Реально же, с точки зрения Ф., то обстоятельство, что, принимая новую теорию, мы одновременно трансформируем по-нятия и "факты", из которых исходили ранее. Новые теории, по мысли Ф., всегда несовместимы со старыми теориями и включают в себя отрицание последних. Наш повседневный язык включает в себя теории, вследствие чего мы не в состоянии избежать теоретических допущений, ограничиваясь исключительно упо-треблением понятий, включенных в повседневные дескриптивные вы-ражения. (В этом контексте Ф. четко оппонирует представителям философии обычного языка.) У Ньютона, по мнению Ф., "формы, массы, объемы и временные интервалы — фун-даментальные характеристики фи-зических объектов, в то время как в теории относительности формы, массы, объемы и временные интервалы суть связи между физическими объектами и системами координат, которые мы можем менять без какой бы то ни было физической интерфе-ренции". (Поппер подчеркивал не-корректность такого подхода: несо-измеримость может быть присуща лишь религиозным и философским системам; теории же, предлагающие рациональное решение аналогичных проблем, могут сопоставляться.) К тому же, по мнению Ф., поскольку знание идеологически нагружено, постольку борьба альтернативных подходов в науке во многом опреде-ляется социальными ориентирами и мировоззренческой позицией ис-следователей. Ввиду этого, по Ф., каждый исследователь вправе раз-рабатывать свои концепции, не сооб-разуясь с какими-либо общеприня-тыми стандартами и критикой со стороны коллег. Авторитаризм в любой его форме недопустим в научной идеологии. В "свободном обществе", идею которого отстаивал Ф., все тра-диции равноправны и одинаково вхожи в структуры власти. Свобода — продукт разновекторной активности индивидов, а не дар амбициозных те-оретических систем, исповедуемых власть предержащими. "Релятивизм пугает интеллектуалов, ибо угрожает их социальным привилегиям (так в свое время просветители угрожали привилегиям священников и теоло-гов). Народ, долго тиранизирован- ный интеллектуалами, научился отождествлять релятивизм с куль-турным и социальным декадансом. Поэтому на релятивизм нападают и фашисты, и марксисты, и рациона-листы. Поскольку воспитанные люди не могут сказать, что отвергают идею или образ жизни из-за того, что те им не по нраву (это было бы по-стыдно), то они ищут "объективные" причины и стремятся дискредитировать отвергаемый предмет". Проти-воречия в развитии науки, негативные последствия научно-технического прогресса побудили Ф. к призыву отделить науку от государства подобно тому, как это было сделано с религией: избавить общество от духовного диктата науки. Согласно Ф., "наука оказывается гораздо ближе к мифу, чем это готова признать научная фи-лософия. Это одна из многих форм мышления, выработанных челове-ком, и не обязательно лучшая из всех. Она шумна, криклива, нескромна, однако ее врожденное превосходство по отношению к другим формам очевидно только для тех, кто заранее приготовился решать в пользу неко-торой идеологии, или для тех, кто принимает ее, не задумываясь даже о ее возможностях и границах. Поскольку же принятие или отказ от принятия какой-либо идеологии должны быть личным делом индивида, то отделение государства от церкви должно быть дополнено отделением государства от науки — этого нового, самого агрессивного и самого догматического религиозного инсти-тута". Вступая в конфликт с акаде-мической философией науки, Ф. выразил новые тенденции в развитии этого исследовательского направле-ния, открыл новые перспективы в решении его внутренних проблем, расширяя предмет и методологический инструментарий современной эпистемологии. Для Ф. характерно обсуждение методологических во-просов в широком социокультурном контексте. В решении конкретных проблем философии науки Ф. воплощает современные тенденции фило-софствования: установку на гносео-логический, методологический и мировоззренческий плюрализм, широкую трактовку рациональности, синтез позитивистских и социально- антропологических ориентаций, стремление к культурологическим, герменевтическим и антропологическим методикам анализа знания. Концепция Ф. вносит экологические и гуманистические мотивы в эписте-мологию, с нее берет начало новейшее направление в социокультурном анализе знания — антропология знания (Е. Мендельсон, В. Элкана), исходящая из соизмеримости знания и человеческих способностей и по-требностей.
А. А. Грицанов
ФЕЙЕРБАХ (Feuerbach) Людвиг Андреас (1804—1872) — немецкий философ. Получил образование в Гейдельбергском и Берлинском уни-верситетах. В 1828 защитил диссер-тацию "О едином, всеобщем и бес-конечном разуме", выдержанную в духе гегелевского идеализма. После защиты — приват-доцент Эрланген- ского университета. В 1830 анонимно выходит в свет сочинение Ф. "Мысли о смерти и бессмертии", в ко-тором оспаривался тезис о личном бессмертии и загробной жизни. Ано-ним становится известен и начинаются гонения, для Ф. закрывают-ся университетские кафедры. Ф. сотрудничает с журналами. В 1833 опубликовал первый том книги "Ис-тория новой философии" (т. 2 вышел в 1837, т. 3 — в 1838). Книга при-несла предложения ряда журналов ("Берлинер Ярбухер" заказал Ф. рецензии на "Историю философии" Гегеля и "Философию права" Г. Шта- ля). Сотрудничество с журналами отложило отпечаток на стиль публикаций Ф. того времени (юмористические философские афоризмы "Писатель и человек", 1834). Основные философские труды пишет Ф. в деревне Брукберг, куда он переселился с семьей в 1837. Ф. провел там 24 года, покинув свое уединение лишь од-нажды для чтения лекций гейдель- бергским студентам в 1848—1849. Важной вехой интеллектуальной би-ографии Ф. был разрыв с учением его наставника — Гегеля. В 1839 Ф. была написана работа "К критике ге-гелевской философии", за ней после-довали: "Предварительные тезисы к реформе философии" (1842) и "Основные положения философии будущего" (1843), в которых Ф. критикует гегельянство в основном с материа-листических позиций, резко выступая против тезиса о тождестве бытия и мышления. Мир рассматривался Ф. как органическая целостность, в центре которой — человек. Человек трактуется Ф. как единственный, универсальный и высший предмет философии, превращающейся тем самым в антропологию. Особое значение имела книга "Сущность хрис-тианства" (1841), переведенная на многие языки. В ней Ф. дает глубокий анализ религии как социокуль-турного феномена. Критика религии становится основной темой творчества Ф. Она фундировалась на опреде-ленных знаниях в области теологии (которой Ф. учился, пока не сделал выбор в пользу философии), которую как антинаучную теорию религии Ф. предлагал заменить "теономией", рассматривающей достоверное знание о том, как человек создал Бога. Разгадку веры, согласно Ф., следует искать в глубинах человеческой психики, стремлении человека преодолеть собственную конечность и свое бессилие. Чувство зависимости и обус-ловило, по Ф., возникновение фено-мена религиозной веры. "Бесконеч-ная или божественная сущность есть духовная сущность человека, которая, однако, обособляется от человека и представляется как самостоя-тельное существо". Антропологизм Ф. вел к построению Новой теологии, в которой Человек и есть Бог, т. е. предлагается преодолеть про-тивопоставление посюстороннего (мирского) и потустороннего (транс-цендентального) и, таким образом, выйти на осуществление всемирной мечты человечества — создания "царства Божиего" на земле. В философии Ф. на место любви к Богу ста-вится любовь к Человеку. Последую-щие работы Ф.: "Сущность религии" (1845), "Теогония" (1857). Ф. конец жизни провел в нужде (после бан-кротства зятя вынужден был поки-нуть Брукберг в 1860). Философия Ф. получила различные интерпретации: марксизм признал ее одним из своих источников, подчеркивая ма-териализм и атеизм, а немарксистские историки философии считают ее предшественницей философской антропологии.
Э. К.Дорошевич
Еще по теме ФАШИЗМ:
- ФАШИЗМ
- НАЦИОНАЛИЗМ
- ТОТАЛИТАРИЗМ
- ФУТУРИЗМ (лат. future - будущее
- ЖЕЛАНИЕ
- ФУТУРИЗМ
- НЕОГЕГЕЛЬЯНСТВО — течение в философии
- Недемократические политические режимы
- РАЗВИТИЕ
- Франкфуртская школа
- РАЗЛИЧИЯ ФИЛОСОФИЯ
- ТОТАЛИТАРИЗМ (лат. totalitas - цельность, полнота