<<
>>

ИНВЕРСИЯ

(лат. inversio — перево-рачивание, перестановка) — в психологии процесс и результат нарушения нормального порядка и последовательности элементов, их перестановка или замена вплоть до противоположных.

Феномен И. распространяется на мотивы, установки, желания, реакции, поведение и т. д. Наиболее подробно И. и ее механизмы иссле-дованы в психиатрии,сексологии и психоанализе. Понятие И. было введено в научный оборот в 1882 французскими психиатрами и неврологами Шарко и В. Маньяном. Наиболее распространенное современное значение понятию И. придал Фрейд, предложивший толкование И. как типа сексуальной ориентации мужчин и женщин, отличительным при-знаком которого является избрание в качестве сексуального объекта лиц собственного пола. В психоанализе Фрейда И. характеризуется фикса-цией либидо на лицах своего пола. По степени инвертации людей Фрейд выделял три основных типа поведения: 1) абсолютно инвертированное, когда сексуальный объект может быть только того же пола; 2) амфи- генно инвертированное (психосексуальный гермафродитизм), когда сексуальный объект относится к соб-ственному и (или) противоположному полу; 3) случайно инвертированное, когда в ситуации недоступности сек-суального объекта противоположного пола (или при подражании), в качестве объекта выбирается лицо собственного пола и половой акт с ним доставляет удовлетворение.
Во временном плане Фрейд выделял три вариации: 1) постоянная И., 2) периодическая И., 3) эпизодическая И. По Фрейду, психический механизм И., т. е. совокупность пси-хических состояний и процессов, обусловливающих ее возникновение, развитие и функционирование, формируется в детстве в фазе кратковременной, но интенсивной фиксации на женщине (большей частью на матери). В результате преодоления фиксации инвертированные отождествляют себя с матерью и избирают в сексуальные объекты самих себя.
Например, мужчины выбирают мужчин, похожих на них и хотят любить их так, как любила их мать. Постоянно воспроизводя психический механизм появления И., инвертированные мужчины переносят на мужчин вызванное женщинами возбужде-ние, в силу чего их навязчивое устремление к мужчинам обусловливается их "тревожным бегством от женщины".

В. И. Овчаренко

ИНГ АР ДЕН (Ingarden) Роман (1893— 1970) — польский философ, основоположник феноменологической эс-тетики. Учился у К. Твардовского во

Львове ("...он был брентанистом, всю свою жизнь он по сути дела оставался дескриптивным психологом, хотя сам он считал себя философом," — отмечал в конце своей жизни И.). С 1912 слушал лекции Гуссерля в Геттингене, вошел в круг его ближайших учеников, в 1916 интенсивно (по словам И., "чуть ли не ежеднев-но") общался с ним во Фрейбурге. Занимался также математикой у Д. Гилберта и психологией у Г. Мюллера. В 1918 защитил написанную под руководством Гуссерля докторскую диссертацию "Интуиция и интеллект у Анри Бергсона". Состоял в переписке с Гуссерлем вплоть до смерти последнего, считал, что содержание первого тома его "Идей к чистой феноменологии" "выражает существенный прогресс в философии 20 столетия". Однако уже в 1918 артикулировал свое несогласие с ним по ряду положений. В целом И. не принял идеи позднего Гуссерля — его трансцендентальную феноменологию в том виде, в каком она разви-валась после первого тома "Идей к чистой феноменологии" (1913); критиковал ее с позиций, близких реалистической традиции Львовско-Вар- шавской школы. До второй мировой войны преподавал во Львове. С 1938 редактировал журнал "Studia Philo- sophica" (с перерывами журнал просуществовал до 1948). В 1945—1963 работал в Ягеллонском университете (Краков). В первой половине 1950-х был отстранен от преподавания (до 1956). Занимался переводом "Критики чистого разума" Канта, который был опубликован в 1957, в этом же году избран членом Польской академии наук. В целом интересы И. постепенно смещались от эпистемо-логической проблематики к онтоло-гической.

В зрелые годы в поле его внимания находились также вопро-сы антропологии, аксиологии, философии языка и, главным образом, эстетики. Оппонировал Хайдеггеру. Ряд идей И. в конце 1940-х — начале 1950-х рассматривался как близкий к экзистенциализму. В более поздней перспективе в его идеях стали видеть прообраз структуралистско- постструктуралистской дискурсив- ности. Собственная концепция И., в целом сложившаяся к 1940-м, может быть обозначена как реальная феноменология. Основные работы: "Существенные вопросы" (1925); "Место теории познания в системе философских наук" (1925); "Замечания к проблеме идеализм — реализм" (1929); "Литературное произведение" (1931, работа принесла автору мировую известность, к кругу ее идей И. неоднократно возвращался в других своих трудах); "Некоторые предпо-сылки идеализма Беркли" (1931); "Введение в теорию познания" (1935); "О формальном построении индивидуальных предметов" (1935); "Спор о существовании мира" (тт. 1 — 2, 1947—1948, основной труд И., написан в годы войны с сентября 1941 по середину января 1945); "О литера- турном произведении. Исследование смежных областей онтологии, тео-рии языка и философии литературы" (1960); "Эстетические исследо-вания" (тт. 1—3; 1958, 1966, 1970); "Переживание — произведение — ценность" (1966); "Введение в фе-номенологию Эдмунда Гуссерля"

; "У основ теории познания" 1) ; "Из теории языка и философских основ логики" (1972); "Кни-жечка о человеке"(издана в 1987) и др. Для философии И. системооб-разующей была установка на иное "продолжение" феноменологии, чем то, которое было предложено в транс-цендентальном идеализме позднего Гуссерля ("...у меня есть определенные сомнения в том, насколько состоя-телен весь так называемый идеализм Гуссерля, и был ли он им обоснован хотя бы одним удовлетворительным способом"). Удерживая цель — создание "чистой" теории познания, выявление "сути" всякого возмож-ного познания в его всеобщности и независимости как от конкретного субъекта, так и от типа познавательного акта, — И.

считал, что стремле-ние к ней через трансцендентальную редукцию является недостижимым идеалом и непосильно для человека. Однако осознание этого не освобождает феноменолога от его долга искать пути разрешения возникших сомнений, что ведет к необходимости переформулировки реализуемой познавательной стратегии. Прежде всего "необходимо признать существование реального мира независимо от чистого сознания" (так как идеи Гуссерля "не требуют обязательного истолкования в духе идеализма и вовсе не обязательно к нему ведут. Они могут быть поняты таким образом, что точка зрения, занимая которую мы принимаем реальный мир как независимый от сознания и, тем самым, по своему бытию автономный, может быть сохранена"). Далее, по И., необходимо провести анализ формы и способа его (реального мира) существования. В этом случае, согласно И., обнаруживается, что речь должна идти о действительно осуще-ствляемом познании, опирающемся на строгую и полную онтологию сознания (ведь "абсурдно думать, — хотя и это можно "помыслить", — будто чистое сознание не существует в тот момент, когда оно постигается в имманентном восприятии"). Проведенный в связи с этим анализ определения понятия единичного (в качестве какового у И. выступало литературное произведение), поло-женного в субъективности предмета в его отнесении к идее, обнаружил различия в построении предметов. Тем самым становится возможным понимание феноменологии как "при-кладной эпистемологии" (в духе, близком аналогичной программе Шелера). Интенциональные смыслы познавательного акта (в терминологии И. — его "интенционный момент") всегда "смыкаются" с неким объективным предметом, если речь идет не о пси-хофизическом субъекте, а о самом "Я" как чистом субъекте вместе с переживаниями его сознания (воплощении незаинтересованной и бестенденциозной интенции — устремленности к объекту), и имеет место "интуитивное проникновение" (у Гуссерля — "имманентное созерцание"), направ-ленное на переживание в сознании. Тем самым И. различает, по сути, два вида объективности — онтическую и эпистемологическую.
Онтическая характеризуется инвариантностью предмета по отношению к изменчивым познавательным переживаниям и требует своего установления онтологически. Эпистемологическая до-стигается тогда, когда "смысл интенции познавательного акта является таким, что приписываемое им дан-ному бытию как бы точно попадает в то, что в данном бытии существует "объективно" (в онтическом смысле)". Эти условия, согласно И., выполняются лишь при соблюдении правил "эпохе" — "заключения в скобки" (как по отношению к основанной на естественной установке вере в силу аргументов "из" внешне-го мира, так и по отношению к пре-дубеждениям опыта внутреннего восприятия). Именно такая феноме-нологическая редукция позволяет "перейти от вещей к полагаемому и затем к полагаемому бытию, к полагаемой реальности", и приводит к очищению от "внеположенностей" сознанию и извлечению "эйдически достоверного" знания о содержании идей познавательных переживаний. Переживаний (не только вообще, но и их разнообразных видов), воплощаемых в чисто интенциональ- ных объектах, примером которых для И. являлось прежде всего лите-ратурное произведение ("чистое бытие"). (Среди чисто интенциональных объектов И. различает "первично интенциональные", имеющие источник своего бытия и оформления в самих актах сознания, и "вторично ин-тенциональные", обязанные своим бытием и оформлением произведениям как содержащим в себе "заданную" интенциональность. Но так как произведения обращены к первичной интенциональности акта сознания, то и они имеют свой конечный источник в актах сознания, а в этом качестве способны презенти- ровать интенциональные объекты как таковые, являясь, однако, более доступными для феноменологического анализа.) На этом уровне познания перестает действовать, согласно И., требование воздержания от суждений об онтологическом статусе познаваемого предмета. Интенциональные объекты обладают определенной формальной структурой и статусом бытия (онтической объек-тивностью), требующими своего специального анализа. Действитель-ность, реальное конституируется со-знанием, идеальным, но реальное не переходит "без остатка" в идеальное как инициируемое последним.
Признавая единственным источником предметного смысла "созидательные операции познающего субъекта", Гуссерль, согласно И., переоценивает роль активности этого субъекта в познавательном процессе, упуская тем самым возможность рассмотрения познания в аспекте его эписте-мологической объективности. Соот-ветственно, и интенциональность не есть всеобщая форма явленности реального — сознанию. По мысли И., "предмет, в нашем понимании, тогда является чисто интенциональным, когда создается непосредственно или опосредовано через акт сознания или через множество таких актов исключительно благодаря имманентной им интенциональности так, будто бы в этих актах имеет источник своего бытия и всего своего оформления...". Интенциональная установка сознания возникает не при восприятии любого реального предмета, а только при восприятии особого (интенционального) объекта, такого, какой заключен в литера-турном произведении (которое есть "чисто интенциональное произведение субъективных творческих операций автора"), шире — в произведении искусства, художественном произведении как таковом. Тем самым такого рода объект "сам" инициирует интенциональность сознания, "требует" особой — эстетической — его направленности "на себя", развертывания соответствующей эстетической деятельности, складывания эстетического отношения, в котором он выступает "материалом" для этой деятельности (единство установки, деятельности, материала-предмета). Эстетическая установка уже сама по себе требует феноменологически-ре- дукционных процедур, так как ее реализация немыслима вне созер-цающего восприятия, но эти же процедуры обнаруживают нередуциру- емость этого восприятия к чисто теоретико-познавательным опера-циям (обнаруживается "предел" — "жизненный мир", продуцирующий "гештальты", "то, что остается, когда я устраняю все теории", "тот мир, в котором мы живем"). Произведение художественной литературы, — как полагал И., — "познаваемо", так как оно неидентично реально данному предмету, а требует своей рекон-струирующей конкретизации в вос-приятии (тем самым И. различает "познавание" и "познание"). В итоге обнажается специфика модусов существования эстетических (интен-циональных) объектов по сравнению как с иными реальными предметами, так и с идеальными сущностями. В этом смысле И. говорит о специфической "модельности" (презентатив- ности) эстетического отношения и литературного произведения для фе-номенологических описаний, так как они позволяют центрировать их вокруг "посильных" субъекту задач, с одной стороны, и презентировать "действительно осуществляющееся познание" — с другой. Античность литературного произведения "про-свечивает" через его структурную многослойность (стратифицирован- ность формальной структуры), развертываемую в его восприятии во времени, т. е. в структурной много- фазности (процессуальность квази-временной структуры). Структура литературного произведения двумерна, утверждает И., она образуется последовательностью фаз-частей в единстве с множеством совместно выступающих "слоев" (компонентов). Интенциональный объект разными своими аспектами-планами (структурным, рецептивным, экзис-тенциальным, аксиологическим, презентационным, семиотическим) постепенно вырисовывается в созна-нии реципиента в эстетическом вос-приятии, отсылает к актам своего творения (конституирования) писа-телем (художником и т. д.), но сам всегда есть реконструкция (а не кон-струкция). Его бытийная (реальная) основа — структура произведения, задающая его потенциально как во-площение идеального (духовного), но реализованным он становится только в актах интенционального восприятия (чтения), фигурируя до этого лишь как "нечто", заключенное в знаково-языковой форме про-изведения. Иначе: интенциональный объект как потенция реальных (предметы, явления, процессы дей-ствительности) и идеальных (сущности, обусловливающие "наполненность" лексических образований) смыслов и значений схематизирует-ся в актах конституирования (теряя полноту объема индивидуально зна-чимых смыслов) в произведении и конкретизируется в актуализирующем смыслы и значения интенцио- нальном (эстетическом) восприятии (чтении)через продуцирование ин-дивидуально значимых смыслов. При этом в процессе чтения (в силу продуцирования индивидуальных смыслов) осуществляется дополнение, восполнение, изменение, искажение "исходно вложенного" в про-изведение. (С точки зрения И., "в воспринятом сохраняются неза-полненными области неопределенности, которые могут, но отнюдь не должны устраняться в других восприятиях той же самой вещи. Внешнее восприятие подобно попытке схватить нечто извне, но схватывающее сконструировано не так, чтобы схваченное не могло как-то ускольз-нуть или вообще оказаться совсем иллюзорным".) Таким образом, природа эстетического предмета оказывается полюсно-двуединой (реаль- ноидеальной), что предопределяет "блуждание" восприятия между этими полюсами. В этом же направлении в своих феноменологически развернутых штудиях двигался и Н. Гартман, однако И. смещает ак- цент в сторону понимания сложно- составной эстетической деятельности, в которой складывается эсте-тическое отношение и реализуется интенциональная установка сознания. В этой деятельности соотносятся: 1) познавательно-конструктивный аспект (конституирование предмета, воспринимаемого субъектом как ре-альный); 2) познавательно-рецептив-ный аспект (презентирование пред-метом трансцендентных субъекту, вне его восприятия заданных идеальных значений, проявляемых в структуре и языке произведения и подлежащих реконструкции субъек-том); 3) собственно эстетически-ин- тенциональный аспект "любования" ("влюбленность"), позволяющий выходить за рамки схематизма произведения, заполнять "места неполной определенности" в ходе конкретизации. Согласно И., "места неполной определенности" наличествуют на всех уровнях структуры произведения в силу "зазоров", образуемых между выражаемыми смыслами и языком (средствами выражения), между "чтением" и "письмом". Тем самым и процесс восприятия оказывается "составным": 1) с одной стороны, он центрирован на некий инвариант, вложенный в произведение творцом, лежит в плоскости аутен-тичности, 2) с другой — он наполняется индивидуальными смыслами, лежит в плоскости интерпретации. Соответственно возникает сложное поле отношений релевантности ин-терпретационное™ и аутентичности, в котором обнаруживается изначальная неравноценность интерпретаций по отношению к аутентике (которая, по сути, задает горизонт возможного) и принципиальная "до- страиваемость" интенциональных объектов. Тем самым художественный опыт оказывается объективно- интерсубъективным и конституционным по отношению к имманентной структуре художественного произведения (эстетическому объекту). Само произведение при этом рассматривается И. как "полифоническая гармония" структурных элементов — гете-рогенных "слоев" как целостности, воспринимаемой сразу и непосредственно, но имеющей "фазовость" последовательности конкретизирующих восприятий. В литературном произ-ведении, согласно И., можно выделить как минимум четыре слоя: 1) слой знаков и звучаний (визуальный или фонетический уровень); 2) слой семантических единиц, оформляющих стиль и несущих эстетические качества; 3) избирательно-предмет- ный (содержательный) слой; 4) схе-матизированные наглядные образы (уровень явленности объектов), соот-носящиеся с эстетическими ценнос-тями (которые И. отличает от худо-жественных ценностей). В анализе конкретных литературных текстов И. увеличивал количество возможных слоев до двенадцати (кроме ли-тературных, И. анализировал в этом же ключе также произведения живописи, архитектуры и музыки). Субъект (реципиент) познавательно направлен на это литературное про-изведение, но он же и "вчувствуется" в него в "любовании" (во "влюб-ленности"), причем именно через "вчувствование" инициируется собственно интенциональное (эстетическое) отношение (тем самым в эстети-ческих суждениях и оценках всегда представлено два слоя — первичный эмоциональный и вторичный интел-лектуальный). Тем самым эстетический объект (наиболее адекватно вопло-щающийся именно в литературном произведении) выступает репрезентативным и для постоянно обсуждаемой И., начиная с докторской диссертации, проблемы интеллекта и интуиции в познании, причем именно через акцентирование интуитивного компонента происходит экспликация "длительности" познавательного (и эстетического) акта, "смыкание" сознания и действительности (идеально-реального) и "размыкание" границ, постоянно продуцируе-мых чисто интеллектуальным усилием. Однако, согласно И., необходимо не только "смотреть" (по Бергсону), но и "видеть", т. е. "постигать" и од-новременно "знать", что именно мы постигали, т. е. это "что" (у Шеле- ра — "чтойность") наделена имманентной сущностной качественной определенностью (идентичной цело-стностью), постижение которой и есть, собственно, познание. Тем самым в "длительности" всегда должна схватываться и структурность, а интуитивное, соответственно, должно быть понятийно выражено. "Я считаю, — отмечал И., — что если мы пытаемся провести такие аналитические исследования и в конце концов приходим к выводу, что Гуссерль был как раз не прав, и что наши результаты лучше, то мы действуем в духе Гуссерля, и не против него, но за него — изменяя в лучшую сторону построение его теории. А потом придут и другие, которые тоже будут улучшать то, что было сделано нами, и что, быть может, было сделано плохо. Тогда и в самом деле происходит действительное обосно-вание, углубление теории и прояснение. И если при этом дело доходит до конфликтов с тезисами Гуссерля, то это нечто вполне естественное". "Генерализация" выводов, полученных в эстетических анализах, на всю область эпистемологии порождает у И. осознание "трагичности" положения человека как познающего, как нуждающегося в радикальной эпистемологической уверенности и как ненаходящего окончательных эпистемологических ответов, а в силу этого прибегающего к "спасению" в укоренившемся и вытекающем из доминировавшей философской традиции "комплексе иллюзии". Человек подвержен опасности заблуждения, а часто и "готов" к нему в силу познавательной неуверенности, могущей влечь за собой и экзистенциальную неуверенность. Однако, счи- тает И., у человека остается все же "метафизическая точка опоры" — необходимо признать, что, ошибаясь в наших мнениях о мире, мы, по крайней мере, способны осознать, что не ошибаемся в том, что ошибаемся. И. может быть рассмотрен в качестве одного из тех мыслителей, чьи концептуальные усилия подготовили почву для перехода от неклассичес-кого этапа в развитии европейской философии к постнеклассическому ее этапу. Многие предложенные И. идеи обрели в современном постмодернизме статус фундаментальных парадигмальных презумпций. Прежде всего, И. была разработана концепция "конкретизации" произведения в процессе чтения, во многом подготовившая конституирование постмодернистской текстологии: как литературное, так и музыкальное произведение трактуется И. как своего рода "схема", — несмотря на то, что "конкретные формы произведения, потенциально присущие произведению-схеме, составляют некое множество взаимно исключающих друг друга произведений", тем не менее, "все же вся их группа связана тем, что относится к одной и той же схеме, обозначенной партитурой" (ср. с постмодернистской моделью соотношения "фено-текстов" и "ге- но-текста", предложенной Кристевой — см. Диспозитив семиотичес-кий). И. разработана концепция "неполноты определенности" текста, предполагающая не только усмотрение в текстовой среде семантических "пустот", открывающей "множество возможностей", каждая из которых "при реализации дает одну из форм произведения", но и трактовку про-изведения в целом (в его объективности) как "нагого скелета", чьи потенциальные возможности вызываются к жизни лишь в процессе чтения. В свете современной постмодернистской концепции "пустого знака" (см. "Пустой знак") подход И. может быть рассмотрен как семантически предваряющий постмодернистскую концепцию "означивания" (см. Означивание). В этом отношении текстовая семантика рассматри-вается И. как принципиально нели-нейная: "сопоставление множества различных обликов, которые приоб-ретает одно и то же произведение при многократном его чтении тем же самым читателем, а особенно обнаружение того факта, что разные люди разных эпох и даже одной эпохи по-разному формируют видовой слой одного и того же произведения, приводит нас к мысли, что причина этого кроется не только в разнообразии способностей и вкусов читателей и условий, при которых совершается чтение, но, кроме того, и в определенной специфике самого произведения". Соответственно этому фигура читателя интерпретируется И. как важнейший источник текстовой се- мантики: по оценке И., смыслоге- нез, т. е. "устранение... мест неполной определенности" реализуется в процессе "исполнения" произведе-ния читателем, актуализации тех смысловых версий произведения, которые "в нем самом пребывают лишь в потенциальном состоянии" и только читатель "актуализирует" их в процессе "эффективного переживания". В этом отношении пред-ложенная И. концепция чтения ретроспективно может быть оценена как один из первых шагов, приведший современную философию с пе-реориентации от фигуры Автора (см. Автор, "Смерть Автора") на фигуру читателя (см. Чтение, Комфорта-бельное чтение, Текст-наслаждение, Текст-удовольствие) и от понимания смысла как имманентного тексту и эксплицируемого в процедуре чтения к его пониманию в качестве конституируемого (см. Постметафизическое мышление).

В. Л. Абушенко, М. А. Можейко

<< | >>
Источник: А. А. Грицанов. Всемирная энциклопедия: Философия. 2001

Еще по теме ИНВЕРСИЯ:

  1. МЕТОД ИНВЕРСИИ
  2. ИНВЕРСИЯ
  3. 4. Философия тождества Ф. Шеллинга
  4. Стратегия отсечения
  5. 2. Уровни познания и способ проверки знания
  6. Использование иностранных валют
  7. МЕТОД МНОГОМЕРНЫХ МАТРИЦ
  8. Политическое сознание
  9. 6. Антропологический материализм Л. Фейербаха
  10. НЕОБХОДИМОСТЬ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ ТЕСТОВ
  11. 1. Становление философии в Древней Индии
  12. МЕТОД ОРГАНИЗОВАННЫХ СТРАТЕГИЙ
  13. 3. Современное общество в условиях постмодерна
  14. 1.5. Методология комплексного исследования экономических и социальных проблем труда
  15. 1. Феномен человека в истории философии
  16. "МЕРТВОЙ РУКИ" ПРИНЦИП