ЛАБИРИНТ
— образ-метафора постмодернизма — один из центральных элементов системы поня-тий философского миропонимания Борхеса (см. эссе "Сад расходящихся тропок", 1944; "Дом Астерия", 1949; "Абенхакан эль Бохари, погибший в своем лабиринте", 1949 и др.) и Эко (см.
"Имя розы", 1980; "Заметки на полях "Имени розы", 1983; "Путешествия в гиперреальности", 1987; "Пределы Интерпретации", 1990; "Остров прежнего дня", 1994; "Поиск совершенного языка", 1995 и др.). У Борхеса выступал, в частности, своеобычной моделью вселенского мироустройства: мир суть Вавилонская библиотека, охватывающая "все возможные комбинации двадцати с чем-то орфографических знаков (число их, хотя и огромно, не бесконечно) — или все, что поддается выражению — на всех языках". Согласно Борхесу, такое "книгохранилище" — это Л. или Система, архи-тектоника которой обусловливается собственными правилами — законами предопределения, высшего порядка, провидения. Вселенная-биб- лиотека у Борхеса структурна, ибо периодична: "Если бы вечный странник пустился в путь в каком-либо направлении, он смог бы убедиться по прошествии веков, что те же книги повторяются в том же беспорядке (который, будучи повторенным, становится порядком: Порядком"). Восприняв борхесовскую идею Л. как образно-знаковую модель Универсума, Эко ("Имя розы") выстраивает своеобразную "двойную метафору — метафору метафоры", акцентирован- но изображая библиотеку аббатства как Л., непостижимый и недоступный для непосвященных. Монас-тырское книгохранилище у Эко — своего рода мировой план, в котором любому помещению (в зависимости от его месторасположения) присвое-Лабиринт 531
но символическое географическое наименование: по замечанию одного из центральных персонажей, "библиотека действительно построена и оборудована по образу нашего земноводного шара".
Пожар, уничто-живший библиотеку, у Эко — это не столько воображаемая на знаковом уровне процедура разрушения борхесовского Л. в результате теорети-ческой и аксиологической полемики, сколько символ смены доминирующей парадигмы мироописания как итога интеллектуальной революции постмодерна. По мнению Эко ("За-метки на полях "Имени розы"), борхесовский Л. Вселенной системен и структурен, выход из него предопределен самим фактом его существования: в нем нет разветвлений и тупиков, отсутствует ситуация перманентного выбора, ибо блуждающий в нем — это фаталист в состоянии пассивной зависимости от прихотей и причуд творца Л. (Таковыми Л. в истории человечества, нередко понимаемой Эко как история мысленного конструирования людьми возможных ми-ров, являлись: а) безальтернативный Л. Минотавра, в котором было в принципе невозможно заблудиться, ибо все дороги вели (безразлично — с помощью нити Ариадны или без оной — к неизбежной развязке — встрече с Минотавром); б) "ма- ньеристический", по Эко, Л., состоящий из разветвленных коридоров со множеством тупиков — выход из которого в конечном счете достижим через конечное число проб и ошибок). Постигнув физиологическую, психологическую или ментальную организацию их создателей, можно проникнуть в тайну самих Л.: герои романа Эко разгадали загадку Л. "извне", а не "изнутри". (Ср. у Ба- тая: "По ту сторону себя, как я есмь, я встречаю вдруг существо, которое вызывает у меня смех, поскольку оно без головы, которое переполняет меня тоской, поскольку составлено оно из невинности и преступления: в левой руке его — кинжал, в правой — пылающее сердце бытия. Его фигура вздымается в едином порыве рождения и смерти. Это не человек. Но это и не Бог. Это не я, но это больше, чем я: в чреве его лабиринт, в котором он теряет себя, теряет меня, в котором, наконец, я нахожу себя, став им, т. е. чудовищем".) Скорее мировоззренческий, нежели сюжетный вывод Эко оказался достаточно категоричен: "Хорхе не смог соответствовать собственному первона-чальному замыслу". Согласно Эко, подлинная схема Л. мироздания — это "ризома", устроенная так, что в ней "каждая дорожка имеет воз-можность пересечься с другой. Нет центра, нет периферии, нет выхода. Потенциально такая структура безгранична". Путешествие в таком Л. являет собой ситуацию постоянного выбора, облик создателя такого Л. куда менее значим: мир такого Л. не достроен до конца, не подвластен даже предельному рациональному пониманию: "Пространство догадки — пространство ризомы" (Эко). Сопряжение "ризомы" и "структуры", с точки зрения Эко, невозможно и немыслимо — это понятия- антиподы. Постмодернистский Л. ризомы призван сменить традиционалистский, классический Л. миро- подобной библиотеки Хорхе Бургос- ского, прототипом которого для Эко был сам Борхес. Истоки идеи Л. ризомы Эко усматривал в парадигме устройства мироздания средневеко-вого герметизма, а именно в идее о том, что мир целиком отражается в любом своем конкретном проявлении ("принцип всеобщего подобия"), вкупе с отказом от закона причинной обусловленности, результирую- щимся в трактовке Универсума как "сети переплетающихся подобий и космических симпатий". Семиозис в рамках герметизма, по Эко, органично допускает и фундирует "герметический дрейф" — "интерпретативный обычай, преобладавший в ренессанс- ном герметизме и основывающийся на принципах универсальной аналогии и симпатии". Последний на уровне интеллектуальной практики являет собой бесконечный переход "от значения к значению, от подобия к подобию, от связи к другой связи": знак, тем самым, по Эко, оказывается чем-то таким, посредством познания которого мы постигаем "нечто иное" (ср.: посредством познания знака мы постигаем "нечто боль-шее", по Пирсу). Историческим кор-релятом "герметического дрейфа" в предельных его версиях Эко полагал поиск источников бесконечных значений в процедурах каббалы, от-давая предпочтение "процессу свободного лингвистического творения" или "экстатической каббале" (когда почетное место между Текстом и Богом занимал Толкователь) перед "теософической каббалой" (когда посред-ником между Богом и Толкователем выступал Текст). Пророча наступление Эона Ризомы, Эко не пренебрег постановкой ряда очевидных про-блем: Бесконечна ли ризома? Допустима ли акцентированно безграничная и беспредельная иерархия смыслов и значений применительно к миру людей, понимаемому и интерпретируемому в качестве особого Текста, особого Мира Знаков? Насколько продуктивен в предельных своих проявлениях сопряженный с бытием этого мира бунт Означающего против тирании Означаемого? Отталкиваясь от экстравагантных мис-тических опытов герметизма и ок-культизма, продуцируя мыслимый диапазон траекторий человеческих судеб в Л. пространства ризомы, Эко пришел к выводу ("Маятник Фуко", "Остров накануне"): семиозис в игровой форме есть и безусловно должен быть ограничен. "Рамки" гиперпространства ризомы задаются пре-дельно артикулированной сакральной осмысленностью жизни и ее смыслов: только "о-смысленный", по Эко, се-миозис — нить из бес-смысленного ризоматического Л.: "рождение Читателя оплачено смертью Автора" (Р. Барт). Для человека не может быть ситуации невозможности преодоления Л. — есть неизбывная проблема цены этого. (См. Борхес, Эко, Ризома, Смерть субъекта.)А. А. Грицанов
ЛАБРИОЛА (Labriola) Антонио (1843—1904) — итальянский философ марксистской ориентации. Участвовал в создании Итальянской социалистической партии. Профессор (1874). Основные работы: "В память манифеста коммунистов" (1896), "Об историческом материализме" (1897), "Очерки материалистического понимания истории" (1895—1898, опуб-ликована в 1925) и др. Разделяя приверженность Маркса методу позитивизма, Л. сознательно отвергал его материализм в понимании как природы, так и истории. Материя, согласно Л., "знак или метафизическое воспоминание... выражение последнего гипотетического субстрата натуралистического опыта". Исторический материализм, не имея от-ношения к естествознанию, не спо-собен выступать, по мнению Л., "метафизикой материи", поскольку природа и культура потенциально могут лишь фрагментарно взаимоза- висеть и взаимодействовать, никогда в принципе не совпадая.
Культура постигаема через реконструкцию базовых оснований общества как человеком порожденного феномена, человек — не только субъект истории, он в первую очередь ее Творец. Анализируя "вечную" проблему марксистски ориентированных концепций о соотношении базиса и надстройки, первичного и производного в обще-стве, Л. обращал внимание на то, что "любовь к парадоксам, часто неотделимая от безмерного рвения одержимых приверженцев новой доктрины завербовать максимум сторонников, привела к иллюзии (многим казавшейся очевидностью), что экономический фактор все объясняет". Способ бытия, по мнению Л., первичен по отношению к сознанию, но лишь в конечном счете (что признавал и Энгельс, с которым Л. состоял в пе-реписке). Экономическая анатомия общества являет собой лишь часть общей картины. Учет значимости общественных феноменов, "общест-венной психологии" (термин введен Л.) — в полном объеме их нюансов, внутренних связей и опосредствова- ний — фактор, по важности соразмерный анализу экономики при адекватной трактовке исторических процессов. Марксизм в трактовке Л. — нечто иное, чем материализм либо натурализм традиционалистских ти-пов: он (как и дарвинизм) ценен ис-ключительно как метод, как установка на познание мира через действие. Субъект истории формирует среду обитания, средства производства, тем самым творя себя. Согласно твердой убежденности Л., амбиции неофитов от марксизма на придание этой доктрине статуса системообразующей и миросоразмерной натур-философии бессмысленны.А. А. Грицанов
ЛАВРОВ Петр Лаврович (1823— 1900) — русский философ, социолог, публицист, идеолог народничества. Получил военное образование, преподавал в военных учебных заве-дениях. В 1868—1869 публикует "Исторические письма", ставшие "библией" радикальной молодежи. С 1870 за границей, издает газету "Вперед!", подготавливает обобщающие философско-социологические труды. Как ученый и мыслитель стремился к интегральному фило-софскому синтезу всего доступного человеческому познанию. По своим взглядам был близок к левому гегельянству и особенно позитивизму; к идеям последнего пришел самостоятельно еще до знакомства с Кон- том.
Позитивизм рассматривался Л. не столько как философия, сколько как научный метод решения задач социальной науки. Характерный для взглядов Л. примат этики (практической философии), сознания нравственного долга выразился в фундаментальной характеристике его мировоззрения — антропологизме: идее "цельного человека" как единственной реальности. С точки зрения антропологизма, невозможно познать сущность вещей и определить подлинную реальность, можно только гармонически объединить мир явлений, исходя из принципа скептицизма (критичности), не рас-пространяющегося, однако, на область практической философии, где личность сознает себя свободной (хотя объективно, генетически это не так) и потому ответственной перед собой. Иными словами, антропологизм Л. оборачивается этическим имманентизмом: реально только то, в чем человеку дано действовать, т. е. история, движущей силой которой является мысль человека, от-крывающая простор для свободы. Тайна бытия сосредоточена в чело-веке, в его моральном сознании, а потому человек как неразделенное целое и является предметом философии, что делает неприемлемыми все традиционные философские школы (материализм, спиритуализм). Высший уровень философии — философия в жизни как единство нравственного идеала и действия. В этом пункте философия перерастает у Л. в социологию. Л. считается осново-положником социологии на русской почве, первым русским социологом. Рассматривая социологию в качестве завершения системы наук (антропологии) и отличая ее от исторической науки (сосредоточенной на социальной динамике), Л. определяет ее как науку о солидарности, ее формах и эволюции. Солидарность есть общ-ность привычек, интересов, аффектов или убеждений, совпадение личного интереса с интересом обще-ственным. Нужно не только теоретически исследовать явления солидарности, но и решить практическую задачу ее осуществления, что приводит Л. к выводу о наличии в социологии особого субъективного метода, выражающегося в неизбежной оценке любого исследуемого социального явления с точки зрения определен-ного нравственного идеала. В этом выявляется этическая доминанта социологии Л., фактически высту-пившего предшественником неокантианского подхода к обществу. Не принимая органицистских тракто-вок общества (Спенсер, Маркс), Л., считая личность единственной и исходной социальной реальностью, не отрицает реальность общества, которое, являясь сверхличным бытием, не может быть, однако, вне- личным. Личности противостоит не общество как таковое, а культура в качестве совокупности склонных к застою социальных форм. История есть процесс переработки культуры мыслью с целью создания социаль-ных форм, способствующих разви-тию индивида. А поскольку сознание существует только в человеке и не все люди в силу разных причин могут достичь высокого уровня самосознания, то реальными субъектами истории являются "критически мыслящие личности", способные выработать в себе высший нравственный идеал. Анализируя социальную мотивацию, Л. определяет в качестве высшего мотива потребность в развитии, которая наиболее прису-ща именно критически мыслящим личностям. Очевиден, таким обра-зом, сугубый интеллектуализм Л. в понимании личности, к тому же он так и не смог найти выход из дуализма физической и этической детерминации индивида (особенно в поздних трудах, где Л. от рассуждений об идеальной личности обращается к анализу реального исторического процесса ее становления). Филосо-фия истории Л. представляет собой теорию прогресса. Исходя из того, что история есть в конечном счете история мысли, посредством которой культура перерабатывается в цивилизацию, Л. дает следующую итоговую "формулу прогресса": прогресс есть рост общественного сознания и сознания индивидов, насколько они не препятствуют развитию солидарности, и рост солидарности, насколько она не препятствует раз-витию сознания и опирается на него. Историческая эволюция выступает как смена (под воздействием крити-ческой мысли) форм солидарности вплоть до достижения сознательной солидарности, совпадающей с социа-листическим переустройством об-щества. В политической проекции взгляды Л. характеризуются крити-кой революционного авантюризма.Другие сочинения Л.: "Очерки вопросов практической философии. I. Личность" (1860), "Три беседы о современном значении философии" (1861), "Опыт истории мысли. Т. 1. Вып. 1" (1875), "Очерк эволюции че-ловеческой мысли" (1898), "Задачи понимания истории" (1898), "Важнейшие моменты в истории мысли" (1903), "Современное учение о нравственности и ее история" (1903— 1904), "Этюды о западной литературе" (1923) и др.
Г. Я. Миненков
ЛАКАН (Lacan) Жак (1901— 1981) — французский психоаналитик, автор структуралистской версии фрейдизма. Основные сочинения: "Функция и поле речи и языка в психоанализе" (1953), "Тексты" (1966), "Семинары Жака Лакана" (1973— 1986) и др. Являясь профессором- клиницистом в психиатрическом госпитале Сент-Анн (с 1953), основателем Парижской школы фрейдизма (1964—1980), преподавателем в Практической школе высшего образования (с 1963), соединял в своей деятельности теорию и практику "структурного психоанализа". Начиная с критики эмпирического ассоци- ативизма в подходе к человеческой психике, Л. обращается к экзистенциализму, феноменологическим идеям французского неогегельянства (Ж. Ипполит) и Гуссерля в поисках области психической реальности, несводимой к порядку ощущений; такой областью для него становится образный слой сознания. С 1950-х влияние методологических идей Ле- ви-Стросса и Р. Якобсона определяют новый ("структуралистский") этап в исследованиях JI. Отрицание биологического редукционизма со-четается у Л. с признанием неэффек-тивности "интуитивного вчувствова- ния" в качестве способа познания психических процессов и неправо-мерности утверждения модуса "не-посредственной данности" их феноменов. Программная для Л. задача "возврата к Фрейду" заключала в себе существенный момент модификации установок классического психоанализа: признание опорным положения Фрейда о выполнении языком символических функций по отношению к бессознательному до-полняется расширительным пони-манием языка в целом как особого его кода; тезис об осмысленности и принципиальной дешифруемости всех, включая патологию, психических проявлений обогащается приме-нением структуралистских методов и опыта литературного авангарда. Видоизменяется и фрейдовская кон-цептуальная триада (Оно — Я — Сверх-Я). Функционирование пси-хики, по Л., зависит от координации трех ее уровней — Реального, Воображаемого и Символического. Ре-альное предположено двум другим уровням, это — определяемая лишь негативно (не данная непосредственно, непредставимая, недифференци-
Лакан 533
рованная) сфера биологической по-требности. Воображаемое — область действия психологической защит-ной реакции на нарушение единства с внешней действительностью (те-лом Матери), проявляющейся прежде всего в виде создания целостного (самоудовлетворительного и иллюзорного) образа Я. Этот первый синтез Воображаемого связан с так называемой "стадией зеркала", когда ребенок 6—18 месяцев начинает узнавать свое отражение, в таком начальном соотнесении организма с его реальностью, внешним миром, по Л., кристаллизуется субъект Воображаемого, основа всех последующих идентификаций. Символическое заключает в себе порядок Культуры, который для Л. практически совпадает с языком, остальные социальные кодификации — нормы, запреты, установления по сути выносятся за рамки анализа. Этот порядок индивид от рождения застает уже готовым, от включения в него зависят как конфигурация Воображаемого, так и импульсы Реального: желания (преобразованные в Я потребности) должны войти в символический строй культуры, артикулироваться в виде некоторого текста, прежде, чем стать психологическими факторами. Язык — ключевое понятие концепции Л., он не тождествен ни естест-венному языку, ни фрейдовскому символическому языку снов, его символичность вообще не является выражением какого-либо иносказательного смысла в противополож-ность буквальному. В общем виде язык есть формальный принцип структурирования, членения и различения элементов речи, выполняемой на его поверхности, его сущ-ность раскрывается как "движение означающих" (означающее — явление языка с точки зрения его формы, материальная часть знака), характер их взаимосвязи, взаимосцепления, доминирующий над означаемым (референтом, концептом), над самим субъектом Воображаемого. Бессоз-нательное, по Л., представляет собой формальный аналог, "слепок" смещений, разрывов и напластований в "цепях означающих"; таким образом, теоретическим базисом "структурного психоанализа" выступает тезис: "Бессознательное структурируется как язык"; а занимаемой фи-лософской позицией — разведение, опосредование языком объекта мысли и субъекта существования, переживавшихся слитно в картезианском опыте cogito. Терапевтический диалог врача — пациента, по Л., предполагает отвлечение от плана содержания речи (разрыв означающего и означаемого, в котором находится децентрированный субъект бессоз-нательного), введение средствами риторики и поэтики (метафоричес-кой и метонимической нормами организации означающих) индивида в "язык его желания", обнаруживающий симптомы патологии и, благодаря структурному соответствию, согласование этого "языка" с речью Другого (Отца, Культуры, источника закона и нормы), совпадающей с бессознательным, освобождение речи Другого о Я от искажений цензуры Воображаемого. Такая практика, базирующаяся на неэксплицируе- мой до конца интерсубъективной ис-тине "узнавания" условностей обозначения (связывания означаемого с означающим), некоторая система которых реконструируется в ходе диалога, разрывает принятые аналитические методики и критерии нормализации больного, включая элементы своеобразной эстетической деятельности, и, по мнению критиков Л., не может считаться собственно терапевтической. Как на ограниченность лакановского понимания психики человека указывают также на сведение многообразных ее проявлений к языку, трактуемому в свою очередь односторонне формалистично.
А. А. Горных
ЛАКАТОС (Лакатош) (настоящая фамилия — Липшиц) (Lakatos) Имре (1922—1974) — венгерско-британ- ский философ и методолог науки, ученик Поппера. Родом из Венгрии, участник антифашисткого сопротивления, после установления в Венгрии коммунистического режима некоторое время работал в Министерстве образования, был обвинен в "ревизионизме", арестован и более трех лет провел в лагере. В 1956 под угрозой очередного ареста эмигрировал в Австрию, затем переехал в Ан-глию, где и прошла вся его философ- ско-методологическая деятельность. Преподавал в Кембридже, с 1960 — в Лондонской Школе экономики. Основные работы: "Доказательства и опровержения" (1964), "фальсификация и методология научно-ис-следовательских программ" (1970), "История науки и ее рациональные реконструкции" (1972), "Изменяющаяся логика научного открытия" (1973) и др. Деятельность и взгляды Л. необходимо понимать в контексте интеллектуальной ситуации, сложившейся в методологии науки, по-сле того как программа Венского кружка, не выдержав натиска кри-тики, зашла в тупик. Обычно эту ситуацию обозначают термином "постпозитивизм". Новая ситуация характеризовалась сменой основных проблемных узлов, подходов и концепций. Проблема логического обоснования научного знания радикально трансформируется и в конечном счете "снимается" благодаря выдвижению на передний план фальсифи- кационистской точки зрения, проблематики исторической динамики и механизмов развития науки. Л. включается в эту ситуацию на этапе, когда "критический рационализм" Поппера уже вытеснил неопозитивистов с ведущих позиций и, в свою очередь, сам выступил объектом проблематизации и критики. Критика, обозначившая слабые и уязвимые места в позиции попперианцев, потребовала не только пересмотра ряда исходных положений, но и выдвижения качественно новых идей в развитие подхода. Именно Л. принадлежит здесь наиболее значительная роль. Дискуссии между сторонниками Поппера, наиболее ярким представителем которых и был Л., и их оппонентами (Кун, Фейерабенд) стали центральным моментом в методологии науки на рубеже 1960— 1970-х. Свою научную деятельность Л. начал как методолог математики. Широкую известность получила его книга "Доказательства и опровержения", в которой Лакатос предложил собственную модель формирования и развития понятий в "содержательной" математике XVII—XVIII вв. Как показал Л., в рассматриваемый период развитие математического знания определялось не столько формализованными процедурами дедук-тивного построения теорий, сколько содержательным процессом "догадок и опровержений", в котором новые понятия оттачивались и уточнялись в столкновении с контрпримерами. Интересно, что сама книга написана не в форме исторического исследования, а в форме школьного диалога. Используя диалогический метод, Л. искусственно конструирует проблем-ную ситуацию, в которой происходит вычленение нового идеального содержания, фиксируемого впослед-ствии в понятии "эйлерового много-гранника". Такой подход оказался вполне оправдан, поскольку сами факты логики науки, на основе кото-рых могут формулироваться общие методологические положения, не являются чем-то непосредственно данным в историческом материале, а требуют специального конструирования или, в терминах самого Л., "рациональной реконструкции". Ра-циональная реконструкция у Л. из-начально отлична от реальной истории и создается специально в целях рационального объяснения развития научного знания. "Доказательства и опровержения" остаются одним из наиболее ярких образцов подобной работы. Роль рациональных рекон-струкций в логике науки определяется прежде всего критическими процедурами: сами реконструкции конечно же могут быть подвергнуты критике за недостаток историзма и несоответствие реальной истории, но зато они дают возможность за-нять критическую точку зрения по отношению к самой истории — теперь и сама наука может критиковаться за недостаток рациональности и не-соответствие собственным методоло-гическим стандартам. Хотя "Доказательства и опровержения" были написаны целиком в русле поппе- ровской концепции, сама идея рациональных реконструкций получила свое дальнейшее развитие именно в подходе Л. Эта идея призвана была примирить методологический фаль- сификационизм Поппера с требованиями исторического объяснения и соответствия реальной истории. Выход "Структур научных революций" Куна и вызванные этой работой дискуссии заставили Л. пересмотреть и уточнить ряд положений фаль- сификационизма. Новая позиция была обозначена Л. как "утонченный фальсификационизм". Новым здесь было то, что необходимость оп-ровержения и отбрасывания теории на основании одних лишь отрицательных результатов эмпирических проверок отрицалась. Простое соотнесение теории и опыта признавалось недостаточным. Достаточным основанием становится наличие лучшей теории, способной не только объяснить полученные контрпримеры, но и предсказать новые факты. В отсутствии лучшей перспективы теория не должна отбрасываться, тем более что в соответствии с тезисом Дюгема-Куайна всегда возможна такая коррекция контекстуаль-ного "фонового" знания, которая выводит из-под удара базовые поло-жения теории. Таким образом, для принятия обоснованного методологического решения необходимо сопоставление различных конкурирующих теорий, оценка их эвристического потенциала и перспектив развития. Ведущей становится идея, согласно которой движущим механизмом развития научного знания выступает конкуренция различных концептуальных точек зрения и их постоянный сдвиг под влиянием аномальных опытных фактов. Понятие "прогрессивного сдвига" фиксирует такую трансформацию теории — путем ее переинтерпретации или добавления вспомогательных гипотез — которая не только устраняет "аномалии", но и увеличивает эмпирическое со-держание, часть которого находит опытное подкрепление. Если Поппер делал основной акцент на негативных процедурах опровержения и вы-браковки ложных теорий, то Л. смещает акцент скорее на позитивные процедуры ассимиляции новых идей в рамках исходных гипотез, позволяющие наращивать объяснительный и прогностический потенциал теорий. Однако одного лишь уточнения позиций и смещения акцентов было недостаточно. Необходимо было выдвинуть концепцию, соизмеримую с куновской концепцией "парадигм", но, в отличие от последней, позволяющую сохранить рациональную точку зрения на процесс разви-тия науки. И Л. делает следующий шаг, вводя понятие "научно-иссле- довательской программы" и форму-лируя подход, названный им "мето-дологией научно-исследовательских программ". По существу, он отказы-вается от "научной теории" как базовой эпистемологической конструкции, констатируя ее дефициентность как относительно критериев "научности" (проблема "демаркации"), так и относительно проблемы развития знания. Основной единицей ана-лиза становятся не отдельные теории, а ряды генетически связанных теорий, рациональное единство которых определено онтологическими и методологическими принципами, управляющими их развертыванием. Исследовательские программы скла-дываются из таких принципов и правил. "Отрицательную эвристику" программы образуют, по JI., прави-ла-запреты, указывающие на то, каких путей исследования следует избегать. "Положительную эвристику" — правила, определяющие выбор проблем, последовательность и пути их разрешения. Структурно- морфологически в "программе" выделяется "твердое ядро", содержащее основные метафизические постула-ты (онтологический каркас программы), и динамичный "защитный пояс" теорий и вспомогательных конструкций. Отрицательная эвристика запрещает направлять правило "modus tollens" на утверждения, входящие в "ядро" программы. Этим обеспечивается устойчивость программы от-носительно множественных ано-малий и контрпримеров. Подобная стратегия — действовать вопреки фактам и не обращать внимания на критику, оказывается особенно продуктивной на начальных этапах формирования программы, когда "защитный пояс" еще не выстроен. Защитный пояс развертывается в ходе реализации имманентных целей программы, диктуемых положительной эвристикой и в дальнейшем компенсирует аномалии и критику, направленную против "ядра". Прогресс программы определяется прежде всего ее способностью предвосхищать новые факты. Рост "защитного пояса" в этом случае образует "про-грессивный сдвиг". Если рост "защитного пояса" не приносит доба-вочного эмпирического содержания, а происходит только за счет компенсации аномалий, то можно говорить о регрессе программы. Если различные программы могут быть сопос-тавлены по своим объяснительным возможностям и прогностическому потенциалу, то можно говорить о конкуренции программ. Исследова-тельская программа, объясняющая большее число аномалий, чем ее соперница, имеющая большее добавочное эмпирическое содержание, получившее к тому же хотя бы частичное подкрепление, вытесняет свою кон-курентку. Последняя в этом случае элиминируется вместе со своим "ядром". В отличие от куновских "парадигм", концепция "научно-исследо-вательских программ" JI. объясняет процесс развития научного знания исключительно с точки зрения внутренних интеллектуальных критериев, не прибегая к внешним социальным нлн психологическим аргументам. Это придает ей выраженный норма-тивный характер, но конечно делает дефициентной в отношении многих исторических фактов. Тем не менее, JI. привел целый ряд удачных при-меров из истории науки, допускающих рациональную реконструкцию в терминах "программ". Полная картина исторического развития науки естественно далека от рациональности, она складывается под воздействием как "внутренних", так и "внешних" факторов. Однако рациональная реконструкция оказывает обратное влияние на нас самих, она дает возможность занять нормативную и критическую позицию по отношению к истории науки, влияя тем самым на ее настоящее и буду-щее. По всей видимости, многие продукты научной деятельности, которые принято идентифицировать как "теории" или "концепции", могут быть адекватно поняты и оценены только как элементы более широких исследовательских программ. Наука в целом может быть рассмотрена как одна большая программа. Наиболее спорным моментом концепции JI. остался вопрос о принципиальной воз-можности рационального сопостав-ления конкурирующих программ на основе предложенных нормативных критериев и оправданности самих этих критериев.
А. Ю. Бабайцев
ЛАМАРК (Lamark), шевалье де (Жан Батист Пьер Антуан Моне) (1744—1829) — французский мыслитель и натуралист, профессор зоологии в Ботаническом саду в Париже (с 1793). Создатель первого целостного учения об эволюции органического мира, работал также в области геологии, метеорологии, физики, химии, автор термина "биология". JI. — один из главных предшествен-ников Дарвина. Основные сочинения: "Философия зоологии" (1809), "Естественная история беспозвоноч-ных. Тт. 1—7" (1815—1822), "Аналитическая система положительных знаний человека" (1820) и др. Адъюнкт ботаники Парижской академии наук (с 1779), член академии (с 1783), хранитель гербария Королевского ботанического сада (с 1784), в течение 25 лет читал курс зоологии беспозвоночных в Музее естественной истории. Умер в бедности; место захоронения неизвестно. JI. на большом эмпирическом материале обосновал невозможность жестокого раз-граничения видов (друг от друга и разновидностей), что явилось впоследствии важнейшим аргументом, использованным Дарвином для обос-нования теории эволюции; осуществил первое систематическое изложение трансформизма, выявил наличие в природе градаций, т. е. серии по-степенно усложняющихся групп организмов, выдвинул положение о всеобщей распространенности явлений приспособленности организма к среде. JI. разработал новую картину биологической реальности путем "прививки", апплицирования на ма-териал, ранее накопленный в биоло-
Ламберт 535
гии, принципов и образцов научного объяснения, транслируемых из ме-ханики. Природа, по Л., является ареной постоянного движения флюидов, среди которых электрический флюид и теплород являются глав-ными "возбудителями жизни". Развитие жизни, по Л., выступает как нарастающее влияние движения флюидов, в результате чего происхо-дит усложнение организмов. Постоянный обмен флюидами со средой вызывает мелкие изменения в каждом органе. В свою очередь такие изменения наследуются, что, согласно Л., может привести при длительном накоплении изменений к довольно сильной перестройке органов и появлению новых видов. Факторами эволюции Л. считал также внутреннее "стремление организмов к совершенствованию" и развитие психики жи-вотных и человека. Л. подчеркивал, что приток флюидов из внешней среды составляет лишь начальное звено эволюции. Последующие звенья причинной цепи модифицируют действие начального звена и сами становятся факторами трансформаций. Картина биологической реаль-ности Л. раскрывала единство всего живого, наличие общих механизмов взаимодействия в неорганической и живой природе (обмен флюидами) и делала излишней теологическую гипотезу о творении мира. Концепция Л. ориентировала на поликаузальное объяснение эволюционного процесса и одновременно сохраняла традиционно-механистические представления об исходных формах взаимодействия организмов с окру-жающей средой, благодаря чему она согласовывалась с механической картиной мира и соответствовала эталонам научного объяснения начала 19 в. Представления, развитые Л., оказали большое влияние не только на последующую историю биологии, но и на др. естественные науки.
Е. В. Петушкова
ЛАМБЕРТ (Lambert) Иоганн Генрих (1728—1777) — немецкий фило-соф, математик, физик, астроном, логик, последователь Лейбница, один из родоначальников современной математической логики. В шестнадцатилетнем возрасте занял место школьного писаря, которое вскоре сменил на место секретаря у профессора Изелина из Базеля. Это дало возможность заняться собственным математическим образованием. Читает "О критериях человеческого рассудка" Вольфа, "О критериях истины" Мальбранша, "Опыт о человеческом разуме" Локка, изучает ма-тематику и естественные науки. Размышляя в духе рационализма над этими проблемами, Л. приходит к выводу, что совершенствование нравов невозможно без беспристрастного суда интеллекта. В 1748 по рекомендации профессора Изелина (1922) 536 Ламетри
Л. становится домашним учителем в семье графа Салиса в Хюре, где продолжает свои занятия философи-ей, математикой и естественными науками. В 1759 Л. едет в Аугсбург, где в 1760 издает физический трак-тат "Фотометрия". После переезда в Мюнхен избирается действитель-ным членом местной академии наук. В изданных в 1761 "Космологических письмах" Л. предстает как типичный мыслитель школы Лейбница — Вольфа. В своей переписке с Кантом настаивал на необходимости дополнить рационализм Вольфа эмпиризмом Локка. В 1765 избира-ется действительным членом академии наук в Берлине. В 1766, опираясь на некоторые результаты Л. Эйлера, впервые показал, что число р, обозначающее отношение длины окружности к длине диаметра, выражается бесконечной непериодической дробью. С 1763 и до своей кончины в 1777 Л. жил в Берлине на положении акаде-мического пенсионера. Как философ Л. обладал ярко выраженным син-тетическим складом мышления. В "Новом Органоне" (1764) он попытался систематизировать философию. Л. разделил ее на четыре совершенно различные, но все же взаимосвязанные части: 1) дианойлогия — учение о законах, по которым разум направляется в мышлении от истины к истине, о принципах человеческого понимания; 2) алефиология — учение о формировании элементарных понятий и законах построения сложных понятий из элементарных, что можно рассматривать как идею семиотики в значении общей теории знаков; 3) семиотика — учение об отношении мышления и мира вещей, т. е. о связях обозначающего и обо-значаемого. Данный раздел философии в интерпретации Л. коррелирует с современной логической семантикой; 4) феноменология — учение о являющемся, данности, которое должно указывать средства как избегать метафизически ограниченной сферы явлений и постигать истину. Л. называл данные четыре раздела философии инструментальными и утверждал разум в роли пользователя ими при реализации научно-исследовательских программ. Компетенция этих разделов распространяется на соответственно четыре интеррога- тивные сферы: 1) В состоянии ли человеческий разум идти по пути истины точно и уверенно, не отступая? 2) Может ли истина быть доступной и известной разуму? Не нужно ли са-мой истине выделяться, чтобы не быть спутанной с заблуждением, ибо само это истинное знание должно служить разуму критерием того, не ошибается ли он? 3) Не делает ли язык, в котором материализуется истина, непонятной и сомнительной саму истину вследствие недопонимания, неопределенности и их многообразия? 4) Не может ли разум, ос-лепленный видимостью на феноменальном уровне, заблуждаться на пути к истине? Л. был последователем Лейбница в экстраполяции алге-браических методов в область формальной логики. Л. была известна процедура структурирования логи-ческих выражений на конституенты (единицы) — элементарные состав-ляющие. Он различал два вида символов: 1) для логических классов (или понятий); 2) для логических операций. Исчисление Л. основано на четырех операциях: 1) комбинирование, или логическое сложение; 2) изоляция, или логическое вычитание; 3) определение, или логическое умножение; 4) абстрагирование, или логическое деление. Л. построил оригинальную обобщенную силлоги-стическую теорию. Квантифицируя предикат в посылках и заключении силлогизма, он предопределил ряд черт учения о дедукции в английской логике 19 в. Теория квантифи- кации Л. фактически содержит в себе основные результаты кванти- фикационного учения Гамильтона. Осознавая ограниченность силлогистической теории, не способной охватить все возможные виды научных умозаключений, Л. вводит в свою логическую систему понятие отношения, именуемое иногда "метафизическим признаком", и анализирует проблемы, связанные с ним. Л. специально выделяет группу особых отношений с предельным объемом (категорий) — причина, действие, средство, цель, основание, вид, род, и анализирует их методологическое значение. По своим результатам логическое исчисление Л., при всей сложности его интерпретации, стоит ближе к современной формальной логике, булевой логике, чем исчисление Лейбница.
С. В. Воробьёва
ЛАМЕТРИ (Lammetrie) Жюльен Офре де (1709—1751) — французский мыслитель, философ и врач. Подвергался преследованиям за ате- истическо-материалистические взгляды во Франции и Голландии. Эмигрировал в Пруссию (1748) по приглашению Фридриха Великого, был избран членом Прусской академии наук. Умер во время испытания на себе нового метода лечения. Основные работы: "Естественная история души" (1745), "Человек-маши- на" (1747), "Человек-растение" (1748), "Система Эпикура" (1751), "Искусство наслаждения и школа сладострастия" (1751) и др. Сторонник радикального материализма и механицизма. Мир рассматривался Л. как совокупность проявлений протяженной, внутренне активной, ощущающей (впервые в философии просветительства ма-терия наделялась качествами не только протяженности и движения, но и чувствительностью) материальной субстанции, видами которой выступают неорганическое, растительное и животное (включающее человека) царства. Между растениями и жи-вотными, по Л., могут существовать промежуточные существа — зоофиты (как, впрочем, и между животными и людьми). Изображая картину эволюции природы, доказывая ее единство наряду с изменчивостью всего живого, опровергая преформизм, Л. писал: "Какое чудное зрелище представляет собой эта лестница с незаметными ступенями, которые природа проходит последовательно одну за другой, никогда не перепрыгивая ни через одну ступеньку во всех своих многообразных созданиях". Человек ("чувствующая", само-заводящаяся машина) отличен от животного лишь большим количест-вом потребностей и, соответственно, ума, мерилом которого они являются: "Гордые и тщеславные существа, гораздо более отличающиеся от жи-вотных своей спесью, чем именем людей, в сущности являются животными и перпендикулярно ползающими машинами... Быть машиной, чувствовать, мыслить, уметь отличать добро от зла так же, как голубое от желтого — в этом заключается не больше противоречия, чем в том, что можно быть обезьяной или попугаем и уметь предаваться наслаждениям". Согласно Л., человек — "просвещенная машина", "искусный часовой механизм"; человеческое тело — "живое олицетворение беспрерывного движения". Функционирование разума и чувств людей Л. явно ре- дукционистски и не весьма удачно видел обусловленными механическим движением "животных-духов" от периферийных нервов к головному мозгу и обратно. Кто же построил эти чудесные машины? По убеждению Л., сама природа посредством принципа выживания наиболее приспособленных организмов. Процесс мышления Л. понимал как сравнение и комбинирование представлениями, возникающими на основе памяти и ощущений. Разделяя концепцию Локка, Л. сделал акцент на том, что в процессе познания значимы конституция человека, унаследо-ванная телесная организация, жизненный опыт и привычки. Критику религии Л. сочетал с постулированием ее необходимости для народа. По Л., атеизм — вполне моральная система взглядов, путь к счастью — принятие атеизма. Телесные формы мимолетны, все исчезает и ничего не погибает: наслаждение настоящим вполне оправданно — подлинная мораль призвана быть жизнерадостной и сенсуалистической.
А. А. Грицанов
Еще по теме ЛАБИРИНТ:
- ЛАБИРИНТ
- Часть 1
- GLAT (Google Labs Aptitude Test)
- ЗАКЛЮЧЕНИЕ
- ПРЕДИСЛОВИЕ
- ЭНЦИКЛОПЕДИЯ (греч. enkyklios - круг, paedia - образование
- С чего начать?
- Глава 7 На помощь приходит психотерапевт
- ПОИСКИ КРУПНЫХ ПОКУПАТЕЛЕЙ
- Символы успеха
- СОБЫТИЙНОСТЬ