8, НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ФИЛОСОФИИ ЭПОХИ ВОЗРОЖДЕНИИ в ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ

Значимость любого философского учения и тем более целой эпохи философского развития можно считать прямо пропорциональной объему той литературы, которая возникает в последующем.

Проблематика ренессансных гуманистов имеет одну особенность, выделяющую ее в историко-философском процессе. Эта особенность состоит в исключительно тесном и многостороннем взаимодействии философских учений и идей Ренессанса с богатейшей культурой гуманизма.

Понятно поэтому большое философское значение ренессансной культуры во многих ее аспектах. Можно даже считать, что такое значение превышает значимость собственно философских учений эпохи Возрождения.

Среди множества книг по культуре Ренессанса огромную роль в ее изучении и интерпретации сыграл фундаментальный труд швейцарского историка и теоретика культуры Якоба Буркхардта «Культура итальянского Воз-рождения», впервые опубликованный в 1860 г., а затем многократно переиздававшийся на многих языках.

Буржуазный либерал и решительный враг социализма, Буркхардт дал комплексную характеристику культуры Возрождения (одним из первых выдвинув само понятие «возрождение»).

Труд Буркхардта весьма способствовал возрастанию интереса к ренессансной культуре, а в контексте ее, как затем и самостоятельно, к философии как важнейшему ее составному элементу. Конечно, философские учения Возрождения освещались и до того, однако, как видно из гегелевских «Лекций по истории философии» [см. 18, с. 165—202], весьма ограниченно и довольно субъективно. Для Гегеля философия всей этой эпохи — только заключительный этап в истории средневековой философии. Озаглавив ренессансную главу «Возрождение наук», автор трактует этот этап истории философии как разложение схоластического философствования, с одной стороны, и пролог «новой философии» — с другой. Принципиального отличия от гегелевского подхода к философии Ренессанса нет и в более поздних трудах буржуазных авторов, например в широко известной «Истории новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками» (т. 1 — 2, 1878— 1880) крупнейшего немецкого неокантианца Виндельбанда [см. 7, с. 3—98] или в еще более солидном сводном истори-ко-философском труде Ибервега-Гейнце, в третьем томе которого «Философия нового времени до конца XVIII в.», написанном Фришэйзен-Кёлером и Моогом [см.

При всех упреках, которые можно высказать всем названным выше буржуазным авторам, все же их трактовка философии Ренессанса приемлема постольку, поскольку эта философия рассматривается в основном как система светских воззрений, сформулированных в резкой оппозиции средневековой схоластике. Однако в текущем столетии опубликовано множество трудов религиозных (особенно неотомистских) интерпретаторов культуры и философии Ренессанеа, стремящихся стереть границы между Возрождением и средневековьем, всемерно подчеркивая религиозную якобы сущность этой культуры и философии, отсут-ствие их резкой оппозиционности по отношеникх к схола-стической учености средневековья.

Эта религиозно-клерикальная линия трактовки культуры и философии Ренессанса особенно ярко представлена в работах итальянского историка и литератора Джузеппе Тоффанина. Важнейшая из них — трехтомная «История гуманизма», опубликованная в 40-х годах (особенно второй том «Итальянский гуманизм(XIV—XVI вв.)» [см. 51]. Тоффанин стремится опровергнуть здесь концепцию Бур- кахардта относительно индивидуалистического и существенно языческого характера итальянского гуманизма. Исходя из того что многие гуманисты опирались на идеи крупнейших представителей патристики (и использовали их, как мы видели, в своей антисхоластической борьбе), итальянский католический автор считает прологом гуманизма первые пять веков нашей эры, когда Лактанций, Августин и другие «отцы» христианской церкви, опиравшиеся прежде всего на Платона и поднимавшие спекуля-тивную тему логоса, разработали в романско-христианском духе подлинно гуманистическую тему мудрости (sapien- tia). Затем она была продолжена в эпоху каролингского Возрождения, потом в XII в., и этот процесс достиг своей кульминации в гуманистическом движении от Петрарки до Эразма. Однако другое позднеантичное и средневековое интеллектуальное направление поднимало тему науки (sci- entia), противопоставляя ее теме мудрости и доходя в таком противопоставлении до натурализма (виднейшие его представители в XIII в.— латинские аверроисты и Роджер Бэкон).

Среди книг, содержащих клерикально-неотомистские интерпретации ренессансной философии,— второй том четырехтомной «Истории мысли», озаглавленный «Христианская мысль» и написанный французским неотомистом Жаком Шавалье (см, 15 а}. В его заключительной, восьмой главе, большую часть которой занимает XVI век, внимание автора привлекли прежде всего судьбы схоластики в этом столетии и лишь затем — гуманистическое движение, рассмотренное очень бегло и субъективно. Его антисхоластическое и тем более светское содержание всемерно приглушено. Напротив, протестантская Реформация, католиче-ская Контрреформация и мистика освещены значительно более подробно.

Под руководством лидера неотомизма Этьена Жильсона издана 4-томная «История философии». Во втором ее томе, «Средневековая философия», написанном Арманом Мауре- ром [см. 49], в ее заключительной, пятой части «Средние века и философия Возрождения» защищается — опять же прежде всего против Буркхардта — обычная религиозно- клерикальная позиция, протестующая против «чрезмерно упрощенного» противопоставления Ренессанса средневековью, ибо между ними будто бы больше преемственности, чем различия. Здесь утверждается, что, хотя гуманистам действительно «не нравилась» последняя фаза средневековой культуры, представленная аристотелизмом, они тем не менее «продолжали и развивали, часто в блестящей форме, христианскую культуру средневековья и отцов» [49, с. 328]. Якобы этим только и объясняется деятельность флорентийских платоников. Помпонацци, Макиавелли, Кардано, Бруно, Ванини, Монтень лишь бегло упомянуты в предпоследней главе. Последняя же глава книги целиком посвящена ренессансной схоластике, и в особенности Суа- ресу, философская доктрина которого, увы, не достигла уровня учения Фомы Аквинского, что и не позволило ей встать во главе интеллектуального движения Ренессанса.

Здесь невозможно оговорить все те искажающие интер-претации, которым подверглись со стороны религиозно- клерикальных авторов различные представители и стороны гуманистического философского движения, например, трактовка этической основы «Утопии» как традиционно христианской, выражающей идею «общности во Христе» и т.

Среди таких книг уже довольно старое, но отнюдь не устаревшее исследование известного неокантианца Эрнста Кассирера «Индивидуум и космос в философии Возрождения» [см. 43 и 43 а].

Подобно Буркхардту автор трактует Ренессанс как эпоху, в особенности примечательную открытием человеческого индивида с его глубокой интеллектуальной жизнью, не отделимой от жизни социальной. Но если Буркхардт свое главное внимание сосредоточил, так сказать, на практической жизни итальянского Ренессанса, считая, что его религиозно-философские представления как бы по инерции продолжали средневековые традиции, то Кассирер усматривал огромные изменения по сравнению со средневековьем именно в этой стороне Возрождения, которую он и проанализировал в своей книге. В ней философская мысль Возрождения представлена как целостный этап интеллектуального движения, противопоставивший себя средневековью и заложивший многие принципы европейской философии нового времени. С неокантианских позиций признавая духовный мир самосущей реальностью «символических форм» — философии, языка, искусства, науки,— Кассирера интересует в философии Возрождения нарастание гносеологической проблематики. В книге в том или ином аспекте затронуты все основные философы этой эпохи. Показано, как иерархическое видение мира, господствовавшее в средневековье, с присущим ему представлением о качественной несводимости различных ярусов физического и духовного универсума, уступает место идее гомогенности природы и сходства самых различных исто-рических явлений, открывая тем самым возможность научного истолкования обеих сфер бытия.

Из четырех глав книги две первые посвящены Николаю

Куэанскаму и выше упомянуты нами. Третья глава — «Свобода и необходимость в философии Ренессанса^ — трактует одну из главных проблем, соединяющих человеческую моральность через проблему антропологии с проблемой объективной закономерности. Воззрения Данте, Пет-рарки, Салютати, Поджо, Понтано, Адьберти, Макиавелли, Бруно и в особенности Пико и Помпонацци иллюстрируют многообразные аспекты этой сверхсложной проблемы. Одна из итоговых мыслей в ее трактовке состоит, по Кассире- ру, в том, что ренессансная философия ищет интеллектуальную формулу равновесия «между средневековой верой в бога и верой в самого себя ренессансного человека» [43 а, с. 76]. •

Заключительная (четвертая), самая большая глава книги Кассирера — «Проблема субъекта-объекта в философии Возрождения» — исходит из той идеи, что «все интеллектуальные позиции, питавшие Ренессанс, вливаются в эту проблему» [там же, с. 123]. Психология и гносе-ология Фичино, Помпонацци, Телезио, Леонардо, Бруно, Кампанеллы, Галилея и других философов иллюстрируют различные стороны этой кардинальной философской про-блемы.

Натурализм и спиритуализм, противопоставляющие понятие природы и понятие духа (следовательно, материализм и идеализм), боролись в ренессансной философии в решении проблемы души: флорентийские платоники представляли вторую тенденцию, Помпонацци и Телезио — первую. Вопросы микро-макрокосма, сенсуализм и спекулятивная тенденция, магия и становление экспериментального естествознания, вопросы космологии иллюстрируют в данной главе различные стороны проблемы субъекта-объекта в ренессансной философии.

Видное место в исследовании духовной культуры и философии Ренессанса принадлежит работам американского исследователя Пола Кристеллера, автора «Ренессансной мысли», выдержавшей несколько изданий, и других произведений. С одной стороны, он подчеркивает, что с самого начала Возрождения акцентирование роли человека и его достоинства становится все более систематическим и настоятельным и в этом отношении данная эпоха несравнима ни с какой другой, включая античность, к которой она так часто взывала [см. 48, с. 170]. Но вместе с тем Кристеллер отвергает идейное единство гуманистов, считая их прежде всего эрудитами, погруженными в филологию и литературу, органически не связанными с философией, хотя и ока- завшими на нее определенное воздействие. Огромное Возрастание светских интересов отнюдь не повлекло гуманистов, согласно американскому исследователю, к разрыву с религиозной традицией и тем более к преобладанию античного язычества, к антихристианству. Поэтому ре" нессаненая мысль в целом представляла не резкий разрыв с традицией, а ее трансформацию. Кульминацию гу^ани-' стического движения американский исследователь помещает во вторую половину XV в. К середине следующего столетия философские направления Возрождения отходят на задний план, в то время как на первый план выдвига-ются сначала идеи религиозной Реформации, а затем новейшее естествознание и связанная с ним философия.

Большой вклад в разработку истории итальянского гуманизма и философии в последние десятилетия внес итальянский исследователь Эудженио Гарэн, автор многочисленных работ, касающихся самых различных аспектов итальянского Возрождения. Важнейшие из них — «Итальянский гуманизм. Философия и гражданская жизнь в эпоху Возрождения», «Философская культура итальянского Возрождения», трехтомная «История итальянской философии» [см. 44, 45]. Труды Гарэна по сравнению с трудами других буржуазных авторов отличает стремление представить развитие гуманизма в тесной связи с социально- политическими условиями Италии XIV—XVI вв.

Исходя из того что виднейшими деятелями итальянского гуманизма становились не профессиональные философы (ими оставались скорее схоластики), а политики, банкиры, торговцы, иногда даже ремесленники и другие «люди действия», Гарэн стремится представить итальянский гуманизм и его философию во всей их сложности и противоречивости, выявляя при этом то новое и прогрессивное, что отличало эти системы воззрений от предшествующих. Итальянский исследователь, в частности, выявил прогрессивность методологии, сложившейся в системе studia hu- manitatis, способствовавшей радикальному обновлению этической мысли, а затем повлиявшей и на развитие есте-ствознания и связанной с ним философии. Та же методология стала важнейшим духовным стимулом, поощрявшим многих гуманистов к формированию свободного отношения к вопросам религии и теологии. В свете этих идей Гарэн разработал глубоко фундированную историю итальянского гуманизма и его философии от их зарождения в эпоху Петрарки и Салютати до эпохи Бруно и Кампанеллы.

Переходя к марксистским интерпретациям гуманисты-1 ческой культуры и ренессансной философии, подчеркнем, что ее основоположником был Энгельс, различные характеристики которого мы выше цитировали. В них подчеркнута исключительная прогрессивность культуры этой эпохи, не только антиклерикальная, но и антирелигиозная направ-ленность ее наиболее смелых философских учений и идей. Следует также обратить особое внимание на Энгельсову характеристику крупнейших идейных выразителей данной эпохи как титанов по силе мысли, страсти и характера, весьма далеких от буржуазной ограниченности, воцарившейся в зрелом европейском буржуазном обществе много позднее. В такой характеристике основоположника марксистской философии можно усмотреть устремленность его мысли к коммунистическому будущему человечества, которое, преодолевая всякую буржуазную ограниченность, черпает свое вдохновение и в эпохе Ренессанса — одной из наиболее ярких и непреходящих эпох человеческой культуры.

Марксистская историография многих аспектов этой культуры в СССР и за его пределами весьма богата, она насчитывает уже ряд десятилетий своего развития и множество самых различных работ. При этом особенность ренессансной культуры, определяемая небывало глубокой до тех пор и многосторонней постановкой проблемы человека, делает многие работы историков работами, по существу, философскими, ибо в них нередко выявляется широта и даже неопределенность границ рассмотрения человека и его духовной культуры, когда мы пытаемся фиксировать философские, этические, в некоторых случаях и религиозные, а также правовые, эстетические, искусствоведческие, исторические и другие аспекты, противопоставляя каждый из них остальным. Укажем в этом контексте только работы, прямо или косвенно использованные при написании данной книги. Среди них исследования JI. М. Браги- ной, В. П. Зубова, Н. В. Ревякиной, В. И. Рутенбурга, А. Э. Штекли, а также работы М. JI. Абрамсон, JI. М. Батки- на, В. М. Богусловского, Б. Г. Кузнецова, И. Н. Осиновско- го, 3. А. Тажуризиной, Р. И, Хлодовского (см. библиографию) и других авторов. Философское значение ренессансной литературоведческой проблематики продемонстрировано в книге М. М. Бахтина «Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» [см. 23].

Марксистских исследований ренессансной культуры и философии немало и за рубежом. Выше мы касались работ Грамши, у которого в Италии имеются последовате- ли. Ив других работ укажем на фундаментальное исследование польского историка и философа Б. - Суходольского «Зарождение философии человека нового времени» [см. 50 и 50 а]. Используя богатейший материал перво-источников и обширную литературу, автор показал, как многообразная проблематика человека нашла отражение не только в философских произведениях, ной в различных шедеврах изобразительного искусства, а также в произведениях Шекспира, Сервантеса и других художников слова.

В содержательной книге А. Ф. Лосева «Эстетика Воз* рождения» [см. 35] фактически в тех или иных аспектах рассматриваются все основные направления и идеи ренессансной философии. Книга демонстрирует отмеченную выше трудность отграничения искусствоведческой и тем более эстетической мысли данной эпохи от ее собственно философской мысли. Не меньшая трудность при исследовании этой мысли состоит в выявлении многообразных античных и средневековых учений и традиций, преломившихся в ренессансной философии. Однако автор решает ее так, что единственно значимой системой философских идей чуть ли не для всех направлений этой философии он признает главным образом — если не исключительно — платоновско-неоплатоническую традицию. Советских книг, посвященных специально ренессансной философской про-блематике, пока совсем немного. Во II томе «Истории философии», опубликованном еще до войны [см. 5], философия эпохи Возрождения фигурирует как первый раздел европейской философии нового времени, и, таким образом, давно сложившаяся к этому времени традиция в принципе признана обоснованной. Общий обзор философии данной эпохи содержится в книге В. В. Соколова [см. 41]. Несколько лет тому назад опубликованы книги А. X. Горфун- келя «Гуманизм и натурфилософия итальянского Возрождения» [см. 27] и «Философия эпохи Возрождения» [см. 28].

Первая из них, написанная на основе изучения обшир-ного материала первоисточников и весьма значительной ренессансистской литературы, примечательна показом ор-ганического единства возрожденческой социальности и культуры и порожденной ими натурфилософии, как она сложилась в Италия XVI в. Идеи всех значительных ее философов проанализированы здесь по проблемам гносеологической, онтологической, космологической и др. Еще более богата конкретным содержанием вторая из названных выше книг того же автора. К числу ее досто- инств следует отнести и достаточно четкую классификацию (и периодизацию) главных направлений ренессансной философии. Вслед за историками гуманистической мысли и ренессансной философии, о которых шла речь выше, А. X. Горфункель говорит о гуманистическо-антропоцен- трическом направлении, которым начинается противостояние всей ренессансной философии теоцентрической схоластике. Другой этап — платоновско-неоплатонический, повернувший гуманизирующую философию к онтологическо- гносеологической проблематике, характерной для антично- средневековой философской традиции, но переосмысленной теперь ренессансными философами. Наконец, натурфилософский этап возобладал во второй половине XVI в. Автор справедливо оговаривает условность такой класси-фикации. В последующих тринадцати главах данной книги систематически рассмотрено развитие философии в Италии и в Западной Европе от Данте и Петрарки до мистического пантеизма Мюнцера и Бёме.