<<
>>

НИРВАНА

— см. ПРИНЦИП НИРВАНЫ НИЦШЕ (Nietzsche) Фридрих (1844— 1900) — немецкий мыслитель, который дал пролог к новой культурно- философской ориентации,заложив фундамент "философии жизни".

В творчестве и личной судьбе Н. наи-более драматично отразился кризисный характер переходной эпохи на рубеже 19 — начала 20 в., выразив-шийся в тотальной утрате веры в разум, разочаровании и пессимизме. В философской эволюции Н. можно выделить следующие основные этапы: 1. Романтизм молодого Н., когда он целиком находится под влиянием идей А. Шопенгауэра и Г. Вагнера; 2. Этап так называемого позити-визма, связанный с разочарованием в Вагнере и резким разрывом с идеалом художника: Н. обращается к "положительным" наукам — есте-ствознанию, математике, химии, истории, экономике; 3. Период зрелого Н. или собственно ницшеанский, проникнутый пафосной идеей "воли к власти". В свою очередь, творчест-во зрелого Н. с точки зрения топики и порядка рассматриваемых им проблем может быть представлено сле-дующим образом: а) создание утверждающей части учения путем разработки культурно-этического идеала в виде идеи о "сверхчеловеке" и о "вечном возвращении"; б) негативная часть учения, выразившаяся в идее "переоценки всех ценностей".
Главной работой раннего Н. является его первая книга под названием ¦^Рождение трагедии, или Эллинство и пессимизм" (1872), продемонстрировавшая высшего класса филологический профессионализм, эрудицию и мастерство работы с классическими источниками. Однако филологические достижения автора целесообразно рассматривать только как идеальное средство, с помощью которого он идет от истолкования классических текстов к герменевтике современной ему эпохи. Внешней канвой работы становится противоположность апол- лонического (как оптимистически радостного, логически членящего, прекрасного) и дионисического (как трагически-оргиастического, жизне- опьяняющего) начал, через развитие которой прослеживается вся исто-рия человечества, в том числе и современной для Н.
Германии. Есть в книге, однако, и второй ракурс: то, что сам Н. назвал "проблемой рога-той", — это проблема науки, разума (который уже здесь, в этой ранней работе, рассматривается как опасная, подрывающая и подменяющая жизнь сила). Только искусство, которое на ранних этапах человеческой цивилизации играло, по Н., первостепенную по сравнению с наукой роль в жизни общества, является полнокровным воплощением и проявле-нием подлинной жизни, стихийным, ничем не детерминируемым, кроме воли и инстинктов художника, процессом жизнеизлияния. Отсюда сакраментальная фраза Н., ставшая своеобразным девизом его раннего эстетизма — "...только как эстетиче-ский феномен бытие и мир оправданы в вечности". Что же касается современной культуры с ее ориента-цией на науку (истоки которой он прослеживает начиная с Сократа), она оказалась глубоко враждебной жизни, так как опиралась на искусственный, все схематизирующий ра-зум, глубоко чуждый инстинктивной в ее основе жизни. Исходя из такого понимания генезиса культуры, Н. строит затем всю свою последующую культурологию. В этом смысле "Рождение трагедии" можно было бы без преувеличения назвать своеобразным ключом к расшифровке всего его последующего творчества — этого "покушения на два ты-сячелетия противоестественности и человеческого позора". Завершает труд "чудовищная надежда" философа на возрождение трагического века с его дионисическим искусством, ставшим своеобразным символом жизненности. Здесь же Н. формулирует главную проблему всей его жизни и философии, которая найдет затем наиболее полное воплощение в работе "Так говорил Заратустра", — как, каким путем создать такую культуру, подчиняясь которой человек мог бы облагородить свой внут-ренний мир и воспитать себя самого. Но пока, на данном этапе его творче-ства, эта проблема формулируется им в поэтически-символическом тре-бовании "возрождения трагедии", идеи трагического познания и трагического человека, воплощающих, по Н., переизбыток жизни. Непризнание работы, крах прежних идеалов, резкое обострение болезни и т.
п. — все это заставит его мужественно отказаться от надежды "облагоро-дить когда-либо человечество". Н. отказывается от роли мессии, отдавая все свои силы изучению наук о человеке ("Человеческое, слишком человеческое", 1874; "Утренняя заря", 1881). Пройдет несколько лет, прежде чем Н. вновь решит "возвратить людям ясность духа, простоту и величие" и сформулирует главную положительную задачу своей философии. Она виделась ему в утверж-дении верховной ценности культурного совершенствования человека, в результате которого должен по-явиться новый тип человека, превос-ходящий современных людей по своим морально-интеллектуальным каче-ствам. В роли такого культурно-эти- ческого идеала Н. выдвигает эсте- тизированный им и заключенный в художественно законченную форму образ сверхчеловека. Можно говорить, по крайней мере, о двух противоречивых ракурсах, или о двух его измерениях: а) сверхчеловек — как возможный и достижимый в пер-спективах реального будущего идеал всего человечества; б) сверхчеловек — как лирическая фантазия, которую ее создатель творит, пренебрегая ка-ким-либо точным изложением своей мысли и которой он всего лишь как бы забавляется, возбуждая "низшие слои человечества". Однако и в первом случае Н. иногда употребляет это понятие не совсем в избранном им самим же ракурсе, используя его для характеристики отдельных личностей "высшего типа", уже существовавших в истории, хотя "лишь как случайность", как исключение, "не-преднамеренно" и наиболее полно воплотивших в себе идеал сверхчеловека. Речь идет о так называемом "историческом сверхчеловеке" — Александр Великий, Цезарь, Август, Цезарь Борджиа, Наполеон. Хотя, как правило, свой идеал Н. аппли- цирует не на отдельную человеческую единицу, а на человеческий вид в целом, облекая его в биологическую оболочку и представляя как зоологический тип, на порядок более высокий, чем Homo sapiens. Такой человек будущего должен быть достигнут, согласно Н., путем усовер-шенствования, строгого отбора и сознательного воспитания новой поро-ды людей.
По мере развития этой идеи точка зрения философа не-сколько видоизменяется; Н. четко осознает тот факт, что каждый суще-ствующий вид имеет свои, строго оп-ределенные границы, которые он просто не в силах переступить. Он пишет: "Моя проблема не в том, как завершает собою человечество последовательный ряд сменяющихся существ (человек — это конец)". Однако при этом он все же удерживает так полюбившийся ему термин "сверхчеловека", переводя проблему в плоскость поисков наиболее желательного, ценного и достойного жизни человеческого типа. Как и любой идеал,сверхчеловек Н. возникает в качестве антипода современному культурному человеку, "от нечистого дыхания которого" философ про-сто задыхался. Созданный им образ отличает гармония и синтез двух начал — дионисического, с его радостным утверждением инстинктивной жажды жизни, и аполлоновского, придающего этой бьющей через край жизни одухотворяющую стройность и цельность идеала. Вся эта громад-ная сила должна, по Н., быть направлена в творческое неустанное стремление к новому. Его сверхчеловек ¦— это прежде всего творец, обладающий сильной, стремительной, "длинной волей", творец самого себя как автономной и свободной личности. К числу направленных вовне составляющих его идеала Н. относит умение жертвовать собой; "дарящую добродетель"; великодушие и безгра-ничную жажду деятельной любви; честность, неустрашимость; твер-дость; героизм и т. п. — все, что, по его мысли, позволит сверхчеловеку придать свой, истинно человеческий смысл всему на этой земле. Ряд внешних обстоятельств, и прежде всего резкое неприятие первой книги "Так говорил Заратустра" (1883), в которой Н. сформулировал все ка-чества своего идеала, убедили мыслителя в полной тщетности его предприятия по осчастливливанию людей. Отсюда совсем иная тональность второй книги "Заратустры" и всех следующих за ней работ, в которых Н. самым серьезным образом переос-мысливает свою идею ("Ессе Номо", 1888; "Антихрист", 1895, и др.). Так постепенно в романтическом идеале человека будущего на первый план выдвигается культ сильной личности, с крайней жестокостью преодолевающей все моральные нормы со-временного общества.
Более того, подключение идеи о "вечном возвра-щении", которую Н. вводит в уста своему идеалу и которая должна "унизить всех слабых и укрепить сильных", ибо только последние, любящие жизнь и видящие ее ценность, способны вынести ее "вечную повторяемость", вносит определенный диссонанс в первоначальный образ сверхчеловека. Эта горькая истина вечной повторяемости всего и вся, которая, по Н., придает высший смысл жизни как таковой, налагает огромную, почти непосильную от-ветственность на человека и почти лишает его веры в будущее сверхчеловечество. Поэтическая мощь его языка передаст это отчаяние следующими словами: "Это возбуждает ужасную жажду, и в конце концов нечего пить". Вслед за выполнением утверждающей части его задачи наступает очередь негативной ее компоненты, которая оказывается самым непосредственным образом связана с предыдущей. На пути творения новых ценностей ("Новое хочет творить благородный — новую добродетель") Н. столкнулся с могучим противником в лице всей морали современной ему философии, поэтому он решает "радикальным сомнением в ценностях ниспровергнуть все оценки, чтобы очистить дорогу". Так начинается великая война Н. за освобождение людей от власти духов и социальных авторитетов, вошедшая в историю культуры под броским лозунгом "переоценки бывших до сего времени ценностей". Именно эта борьба и сделала Н. одним из наиболее ярких певцов "европейского нигилизма", который стал не просто делом всей его жизни, но и личной судьбой. Все работы, написанные им после "Заратустры", являют собой такую "переоценку", хотя наибольший интерес в этом ряду представляют два его крупных произведения, в которых ревизия прошлого удивительно сочетается с провидением будущего ("По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего", 1886, и за- мысленное в качестве приложения и ставшее затем своего рода пролегоменами к ней — "К генеалогии морали", 1887). Исследование философии, христианской религии и аскетической морали приводит Н. к выводу о том, что они отрывают человека от истоков подлинного существования, от самой жизни.
Тот путь, по которому в результате пошло европейское человечество, оказывается поэтому чреват целым рядом чудовищных последствий, которые Н. пророчески предвещает своим современникам, приоткрывая завесу европейского будущего: распад европейской ду-ховности и девальвация ее ценностей, "восстание масс", тоталитаризм и воцарение "грядущего хама" с его нивелировкой человека под флагом всеобщего равенства людей. Более того, именно в этих, по его словам, "ужасных, проистекающих из его души — очень черных книгах" Н., по сути дела, задает топику всех фи-лософских направлений 20 в. — и самой философии жизни с ее пророчествами о "Закате Европы", и идей таких мыслителей, как Ортега-и- Гассет, Гуссерль, Хайдеггер, Ясперс и др., пролегая тем самым дорогу как качественно новому типу фило-софствования, так и нестандартным нормам европейской ментальности. Им закладываются оригинальные методологические и языковые парадигмы, которые получат затем колоссальную развертку в феноменологических, герменевтических и поструктуралистских изысках 20 в., воплотивших в себе основы дескрип- тивно-деструктивной феноменологии Н. В этом плане можно говорить об огромном воздействии его куль-турных идеологем, а также стилистики его языка на западное самосознание эпохи модерна и постмодерна. Завершающим аккордом зрелого ницшеанства и в то же время своеобраз-ным его метафизическим стержнем стала концепция волюнтаризма, сде-лавшая главным принципом бытия и объяснения мироздания "волю к власти". Антисистематичность и анти- метафизизм, как характерные черты мировоззрения Н., не сводятся у него, однако, к простому отказу от притязаний на целостность и полноту теоретического охвата реальности; они предполагают, скорее, формирование очень своеобразного типа ме-тафизики, носящего во многом нетрадиционный и по преимуществу прикладной характер. Такой ее статус можно объяснить тем, что, во- первых, на место хрестоматийного понятия бытия как основы и сущности всего существующего Н. выдвигает термин "жизнь", с ее вечным движением и становлением, лишенную традиционной атрибутики бытия. А во-вторых, в основе процесса создания этой метафизики лежит все та же титаническая интенция к утверждению жизни и жажда "мощных людей", которая пронизывает все разделы его творчества и которая обусловливает плавный переход он- толого-гносеологической части его философии в моральное творчество с целью основательно фундировать его идеал сильного и целостного человека. Это обоснование не станет, однако, органически связанным с его идеалом, более того, оно даже деформирует последний в сторону худшего. "Воля к власти", по Н., это не только основной, но и единственный принцип всего совершающегося, то единое, что лежит в основе всего многообразного. Все процессы, как физические, так и духовные, Н. стремится представить как различ-ные модификации этой идеи. Поэтому все существующее он представляет как распадающееся на некоторые своеобразные центры силы органи-ческой и неорганической жизни, постоянно соперничающие между собой. Сама жизнь приобретает в трактовке Н. значение некоей части мирового процесса, особого вида мировой энергии, а потому только одного из проявлений воли к власти. Полемизируя с Дарвиным, утверждавшим в каче-стве основного двигателя жизни борьбу за существование, Н. провозглашает новый лозунг: "Жизнь есть воля к власти". Данную тенденцию Н. об-наруживает на всех ступенях органической жизни, она постепенно приобретает (в границах экстраполяции на жизнь человека) вполне опреде-ленный, виталистического характера морально-социальный пафос. Опи-раясь на этот принцип, Н. разрабатывает основы новой гносеологии как перспективного учения об аффектах, которое органически вытекает из его онтологии. Будучи только частью универсальной жизненной силы и выражением единого жизненного принципа, человек, как и любой сложный механизм, представляет собой множество "воль к власти" и множество способов и форм их выражения, среди которых самой первой и наиболее естественной компонентой является совокупность его аффектов. Именно под влиянием этих стремле-ний, из которых наиболее сильным является стремление к счастью, человек, по Н., определенным образом истолковывает окружающий его мир, стремясь навязать свою перспективу как норму всем другим влечениям. Что касается мышления, познания, то Н. рассматривает их только как "выражение скрытых за ними аффектов", как своеобразное орудие власти, служащее как можно большему усовершенствованию животных функций, или повышению жизненности. Этой же цели оказываются подчинены и само сознание и все наивысшие продукты его деятельности: разум, логика и т. п., служащие лишь схематизации и упрощению этого слож-ного мира, но отнюдь не его познанию или поиску истины. Н. и здесь осуществляет переоценку традиционных представлений об истине и заблуждении, не видя принципиальной разницы между ними, так как и то и другое носят, по его мнению, чисто служебный характер, способствуя исключительно жизнеутверж- дению. Это же касается и любого рода рациональной аргументации, обра-щаемой к разуму, суждения которого о мире являются не более чем "интерпретациями особого рода перспек-тивы", т. е. своеобразными точками зрения, своеобычными видениями этого мира, вечно меняющимися, как и он сам. Как и все философы жизни, Н. — иррационалист, в силу того, что разум чужд жизни, он деформирует и умерщвляет ее, более того, он искажает показания органов чувств, которые, как считает Н., "никогда не лгут". Только в ин-стинкте, по Н., непосредственно вы-ражен принцип всего существующего — воля к власти. Н. считал, что физическое начало в человеке гораздо выше, чем духовное, ибо последнее, по его мнению, является только надстройкой над истинным фундаментом — жизнью тела, как непосредственным воплощением природной воли. Своеобразными отзвуком жесточайших и непрекращающихся физических недугов Н. стало его убеждение, что "существуют только физические состояния, духовные — только следствия и символика". Н. воспевает инстинкт как ближайший руководитель и выразитель всех по-требностей человеческйго тела. Ряд его идей о несовершенстве человече- ского организма, о человеке как "не установившемся животном", биоло-гически ущербном существе и т. п., послужили исходной основой для построения многих концептуальных моделей в философской антропологии, особенно ее биологической ветви (Плеснер, Гелен и др.) (См. также Воля к власти, "Веселая наука", Вечное возвращение, Сверхчеловек, Плоскость.)

Т. Г. Румянцева

НОВАК (Novak) Майкл (р. 1933) — американский католический теолог. Преподавал в Гарвардском и Стэн- фордском университетах. Глава де-легации США в Женевской комиссии по правам человека (1981—1982). Автор концепции "демократического капитализма". Основные сочинения: "Дух демократического капитализма" (1982), "Винтовки Латтимера" (1976), "Неоцененная и неоценимая система" (1977), "Социальное уче-ние католицизма и либеральные институты: свобода и справедливость" (1984), "Освободит ли это? Размышления о теологии освобождения" (1986), "Свободные личности и общее благо" (1989), "Полушарие свободы. Философия Америк" (1990), "Католическая этика и дух капита-лизма" (1993) и др. Будучи убежденным в том, что декларации о моральном превосходстве социализма над капитализмом оказались опровергнуты всем ходом всемирной исто-рии, Н. сформулировал в качестве главной цели своих теоретических изысканий нравственно-теологическое обоснование ценностей демократического капитализма — об-щественно-экономической системы, основанной на гармонии экономической, политической и культурной сфер жизни социума. С точки зрения Н., эти системы должны быть самостоятельными (вне связей подчинения либо соподчинения), но при этом активно взаимодействовать друг с другом на основе четкой дифференциации исполняемых ими общественных функций. Н. подверг со-держательной критике концепцию о приоритетности экономических от-ношений для процессов трансформации человеческой природы. Согласно Н., поскольку любая из форм политической экономии начинается с теории греха, а основным источником богатства общества является не труд, а идеи (личная экономическая инициатива, всемерное поощрение творческого потенциала индивидов посредством системы охраны интел-лектуальной собственности и т. д.), постольку "рождение капиталистической системы требует революции в области морали". Стремясь преодолеть традиционные для современного общества представления о проти-вопоставленности индивидуализма и коллективизма, Н. отстаивает значимость в качестве связующих эле- ментов между обществом в целом и индивидом так называемых "по-среднических структур" — небольших сообществ людей (семьи, объе-динения соседей, местные агентства, церковные общины, добровольные ассоциации и т. п.), делающих возможным выживание человека в экстремальных условиях повседневной жизни. Опираясь на ряд тезисов М. Вебера, Н. утверждает, что "...ка-питализм не дает разгореться костру алчности и благодаря поощряемой им расчетливости и продуманным капиталовложениям даже сдерживает алчные и стяжательские устрем-ления...". По Н., процветание либе-рально-капиталистического общества достигается благодаря "...своего рода монашеству в миру, с дисциплиной, определяемой по часам, и требованием самопожертвования и подчинения своих мирских страстей строгому контролю разума или, иначе говоря, требует укрощения своих инстинктов для достижения жизненных целей и успехов в карьере...". Развивая представления Смита об особо ценном для рыночной системы чувстве "симпатии", способствующем пре-одолению эгоизма и формированию нового мировидения — "глазами других", Н. детализирует эту клас-сическую идею: "...рыночная система требует от людей, занимающихся бизнесом, соблюдения определенных норм поведения: спокойствия и терпения при разъяснении и отстаивания своей позиции, вежливых и учтивых манер, постоянной готовности оказать услугу другому и стремления достичь обоюдного согласия". Оценивая в этом контексте исторические судьбы и перспективы трансформирующихся постсоциалистических обществ, Н. утверждает, что "...бывшие социалистические страны Восточной Европы (включая бывший Советский Союз) совершенно естественно сталкиваются с необходимостью развивать у своих народов моральные и культурные качества, необходимые для реализации своих жиз-ненных целей. Народы этих стран уже усвоили три важные истины, преподанные им историей. Во-первых, они поняли, что работы, крыши над головой, бесплатного медицин-ского обслуживания и образования, которыми их обеспечивали комму-нистические вожди, явно недостаточно для того, чтобы быть довольными своей жизнью. Они возжелали сами выбирать тех, кто будет ими править. Однако очень скоро они осознали, что только демократии тоже недостаточно и, даже имея возможность регулярно участвовать в выборах, они вряд ли будут до конца счастливы. Они поняли, что хотят жить при экономической системе, которая обеспечила бы их семьям "лучшие условия жизни". Однако третьей и, пожалуй, самой жестокой для них истиной стала та, что они не смогут добиться ни истинной демократии, ни полноценного капита-лизма до тех пор, пока не разовьют в себе необходимых для этого моральных качеств и не приведут свои институты и законы в соответствие с моральными и культурно-правовыми нормами демократического капи-тализма". После выхода в свет книги "Дух демократического капитализма" практически все официальные теоретики протестантского и като-лического толка провозгласили Н. диссидентом и отступником. Однако реальное течение трансформационных процессов в государствах Цент-ральной Европы (в первую очередь в Польше) обусловило не только вос-требованность, но также и понимание эвристичности этого труда. (См. Де-мократический капитализм.)

А. А. Грицанов

<< | >>
Источник: А. А. Грицанов. Всемирная энциклопедия: Философия. 2001

Еще по теме НИРВАНА:

  1. ПРИНЦИП НИРВАНЫ
  2. ПРИНЦИП НИРВАНЫ
  3. ПРИНЦИП НИРВАНЫ
  4. НИРВАНА (санскр. — остывание, угасание, успокоение
  5. БУДДА
  6. БУДДА
  7. ИРРАЦИОНАЛИЗМ
  8. Крупные брэнды представляют позицию
  9. 1. Становление философии в Древней Индии
  10. СМЫСЛ ЖИЗНИ
  11. ЙОГА
  12. Миманса
  13. Часть 7