<<
>>

4. НОМИНАЛИСТИЧЕСКО-ЭМПИРИСТИЧЕСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ, МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ОНТОЛОГИЯ, ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВА И ГОСУДАРСТВА ГОББСА

Томас Гоббс (1588—1679) — крупнейший английский и европейский материалист XVII в.

Основные вехи жизни и произведения. Сын сельского священника и крестьянки, он уже в детские годы великолепно освоил латинский и греческий языки.

В дальнейшем Окончил один из колледжей Оксфордского университета, где изучал традиционную аристотелевскую логику и физику. Но философское развитие Гоббса началось в последующие годы. Он не раз был на континенте (во Франции И Италии), где вступил в личные контакты с виднейшими деятелями философии и науки. Для философского разви- тия Гоббса особо значительную роль сыграло его знакомство с «Диалогом о двух системах мира» Галилея, а затем и с самим автором. Другие, еще более устойчивые связи английский философ завязал в Париже, в кружке Мерсен- на, в частности с Пьером Гассенди. Здесь состоялась и встреча Гоббса с Декартом (1648). Первый набросок своего философского учения Гоббс сделал в 1640 г., скон-центрировав внимание на проблемах человека и его соци-ально-правового статна.

В том же году, когда английский король Карл I был вынужден созвать парламент («Долгий»)и в стране фактически началась революция, Гоббс вместе со множеством роялистов эмигрировал в Париж, где пробыл до 1651 г.

Здесь у него окончательно созрел план его философской системы, названной им «Основы философии» и задуманной в трех частях — «О теле», «О человеке» и «О гражданине». Однако события начавшейся революции и гражданской войны на родине заставили Гоббса начать реализацию этого замысла с его третьей части, с произведения «О гражданине» (Париж, 1642). К концу пребывания Гоббса в Париже, когда революция в Англии пришла к диктатуре Кромвеля, представлявшей государственную власть господствовавших классов буржуазной ориентации, на-правленную против народных низов английского общества, философ разошелся с роялистской партией и вернулся в Лондон.
Здесь в 1651 г. он опубликовал — уже на английском языке — самое объемистое свое сочинение «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского». Это сочинение еще больше, чем произведение «О гражданине», представляло апологию абсолютной государственной власти (Левиафан — библейское чудовище, олицетворявшее ее). Однако в отличие от «Гражданина» начальные главы «Левиафана» излагали общефилософские позиции автора. В 1655 г. он публикует первую часть своей философской системы — сочинение «О теле», трактующее вопросы методологии, гносеологии, логики и физики (онтологии и натурфилософии). Вторая часть системы, «О человеке», появилась в 1658 г.

В последующие годы в жизни Гоббса происходили значительные осложнения и неприятности. После смерти Кромвеля (1658) произошла реставрация Стюартов, снова объявивших англиканство официальной религией королевства. Это сопровождалось усилением клерикальной реакции. Между тем автор «Левиафана», выступавший против народно-еретических движений, проявившихся во вре- мя английской революции (леваллеров и других) и обычно склонявшихся к пантеизму (он видел в них анархическое начало, разрушавшее централизованную власть), еще более резко и систематично отвергал стремления церковников подчинить своему руководству как такую власть, так и все общество. Отсюда гонения и запреты на «Левиафан» и другие его произведения со стороны англиканских и католических клерикалов] («О гражданине» и «Левиафан» были внесены в папский «Индекс запрещенных книг»).

В латинском издании «Левиафана», опубликованном в 1668 г., автору пришлось, всячески подчеркивая свою лояльность по отношению к королевской власти, несколько смягчить и свою критику в адрес церкви и духовенства.

Предмет философии. К. Маркс назвал Гоббса систематиком бэконовского материализма [см. 1, т. 2, с. 143 J. Это означает уже изменение социального содержания доктрины Гоббса по сравнению с Бэконом. Последний жил в эпоху пролога Английской буржуазной революции, а первый отразил в своем учении события самой революции.

Отсюда выдвижение на первый план социальной концепции, по отношению к которой вопросы гносеологии и онтологии играют роль теоретического введения.

Систематизация материализма у Гоббса означает и иную по сравнению с Бэконом позицию в решении столь фундаментальной в этом веке задачи размежевания философии и теологии. Концепции «двух истин» Гоббс придал радикальное заострение, подчеркнув, что «философия исключает теологию, т. е. учение о природе и атрибутах вечного, несотворенного и непостижимого Бога» [143, т. 1, с. 58]. Философия — это система рационалистических действий познающего ума, который, с одной стороны, от известных уже причин идет к объяснению действий, явлений, а с другой, отправляясь от тех или иных явлений, восходит к производящим их основаниям. В сущности, понятие истины применимо лишь к философии, отождествляемой с наукой.

Гоббс отнюдь не отрицает теологии, составляющей единый комплекс с религией и полностью оправдываемой социальной жизнью. Однако он в отличие от Бэкона не признает «естественной теологии», да еще в качестве составной части философии. Теология для Гоббса — только богооткровенное «знание», не поддающееся никакому рациональному анализу и не нуждающееся в нем. Пилюли религиозной веры, составляющие предмет богословия, материалист настойчивапредлагал проглатывать не разжевы- вая. Притязания б®ЕАОТ*кровен»оіг ТЄОЛОРИИ ыа иетинноств с позиций кондспции «двух истин» обосновывались главным образом ее абсолютной необходимостью для человеческой моральности. Но эту сторону теологии Гоббс оставлял в тени.

Прогрессивность такой позиции английского материалиста становится особенно очевидной, если учесть, что в фокусе его философских интересов стоял человек. Первому наброску своей философской системы он дал название «Человеческая природа», вторая часть его сложившейся системы называется «О человеке», так же озаглавлена и первая часть «Левиафана». С одной стороны, человек — тело в ряду бесчисленного множества природных тел. Здесь натурализм Гоббса равняется материализму.

Он подчер-кнут названием исходной части его философской доктрины «О теле». Философия (она же наука) стала бы просто невозможной, если бы она не имела дела с телами, которым присуща вся реальность существования.

Но человек — не только природное, физическое тело. Он сверх того и существо моральное, духовное. В качестве ^нового он — творец многообразных искусственных тел, создатель культуры. Важнейшее и сложнейшее из искусственных тел — государственность. Как уже сказано, в учении о ней Гобсс видел главную задачу своей доктрины, которую он вместе со своим веком именовал моральной, или гражданской, философией (philosophia moralis, civilis). В этой части своей доктрины Гоббс становился уже идеалистом, что н предстоит нам раскрыть в дальнейшем.

Для антисхоластической позиции Гоббса показательно, однако, что он избегает столь устоявшегося термина, как «метафизика». Автор «Левиафана» считал, что у Аристотеля это слово означало только наименование книг, которые он составил после книг по физике, по естественной философии. Схоласты же стали трактовать метафизику как сверхъестественную философию [см. 143, т. 2, с. 639]. Философия действительно не может обойтись без некоторых предельно общих понятий, таких, как тело, или материя, акциденция, пространство, время, причина и др. Однако этот раздел философии Гоббс, подобно Бэкону, предпочитает именовать «более аристотелевски» — первой философией. Но в сочинении «О теле» ему предшествует раздел, трактующий вопросы гносеологии.

Гносеология Гоббса, его концепция знания и языка. Эмпиристическое истолкование знания, имевшее в Англии наиболее длительные традиции (со времен Оккама и дру- гих номиналистов XIV в.) и столь энергично защищавшееся Бэконом, было продолжено и Гоббсом. Автор «Левиафана» полностью разделял основную формулу сенсуа-лизма, согласно которой «нет ни одного понятия в человеческом уме, которое не было бы порождено первоначально, целиком или частично, в органах ощущения» [143, т. 2, с. 50]. Без ощущения нет пи представлений, ни памяти, ни других компонентов человеческого сознания.

Для обыденной жизни такого знания фактов (cognitio) обычно бывает достаточно.

Но его совершенно недостаточно для научного знания fscientia), образующего различные теоретические утверждения. Здесь достоверность означает всеобщность, необходимость утверждаемого содержания, которую невозможно почерпнуть ни в каком опыте. В этом важнейшем положении своей методологии Гоббс отклонился от бэконовского эмпиризма и приблизился к линии рационализма. Правда, он не хотел признавать Декарта источником этого компонента своей методологии, ибо расходился с ним в его интерпретации (о чем будет речь в дальнейшем). Гоббс считал основателем науки своего века Галилея и рационалистические компоненты своей гносеологии во многом действительно черпал у него (хотя, конечно, испытал и влияние Декарта).

В духе обоих названных мыслителей и в противоположность Бэкону Гоббс отождествлял науку прежде всего с математикой. Правда, он знал только элементарную математику Евклида, «Начала» которого произвели на него очень сильное впечатление. Геометрию и арифметику он именовал чистой математикой, рассматривая, например, физику как прикладную математику [см. 143, т. 1, с. 110]. Увлечение математикой автора сочинения «О теле» заходило столь далеко, что первый раздел этого сочинения он назвал «Исчисление, или Логика». Само же мышление как определенную систему умозаключений Гоббс готов был отождествить с операциями вычисления [см. 143, т. 1, с. 54].

Столь высокую оценку математики как главного проявления, образца достоверного теоретического знания Гоббс стремился сочетать со своей исходной эмпирнстиче- ской и даже сенсуалистической позицией. Картезианское объяснение достоверности математического познания на основе его учения об интуиции и врожденности идеи Гоббс решительно отвергал (об этом( ниже). Истины математиче-ского знания он стремился увязать не с непосредственным чувственным опытом, который не дает всеобщего знания, а со словами человеческого языяа.Как номиналист, Гоббс фактически отождествлял человеческое мышление с языком. Он составляет другую разновидность опыта, источником которого выступает сам неизменный человеческий ум.

Тысячи мыслей, возникающих в нем по поводу воспринятого и представляемого, быстро исчезали бы, если бы они не закреплялись в определенных словах. Слова как бы переводят внутреннюю речь в речь внешнюю, делая во-зможным общение людей между собой. В этом контексте Гоббс и развивает знаковую концепцию языка.

Вообще говоря, знаком можно считать в принципе любое событие по отношению к связанному с ним последующему или предшествующему событию, например тучу по отношению к дождю или дождь по отношению к не видимой нами туче. Но знаки, наиболее специфичные для человеческой деятельности, обычно произвольны и условны. Например, камень может означать границу любого поля, а виноградная лоза — питейное заведение. Современная концепция языка как знаковой системы признает языки естественные и искусственные. Гоббс же фактически считал искусственным любой язык, рассматривая его как результат человеческого соглашения. Рационалистическая упрощенность такого решения проблемы языка не умаляет исторической заслуги Гоббса, стремившегося истолковать общее как языковый знак, закрепленный в слове. Продолжая традицию номинализма, столь сильную именно в Англии, философ называет слова именами fnomina), которые всегда условны по отношению к вещам.

Такая условность имени выражается прежде всего в его способности играть роль произвольной метки (nota) по отношению к любой вещи или событию. Метки сугубо индивидуальны и субъективны. Слова на уровне меток не способны наладить общение людей. Оно становится возможным лишь тогда, когда имена-метки становятся именами-знаками (signa). Они появляются в результате соглашения более или менее значительной группы людей, придающего определенным меткам общезначимое содержание, в результате чего все люди, участвующие в соглашении, понимают данное слово-имя более или менее однозначно. Слова-знаки, делающие возможным духовное общение людей, их обмен мыслями, создают тем самым необходимую предпосылку науки, ибо слова эти складываются в предложения (суждения), а предложения — в умозаключения, составляющие материю доказательства, как учил еще Ари-стотель. Непрерывное образование новых слов и различие языков племен и народов свидетельствуют, по Гоббсу, об искусственности языков.

При всей ограниченности этой концепции с современной точки зрения следует зафиксировать, что она стала своеобразным продолжением воззрений, сближавших природу и искусство уже в предшествовавшую, ренессансную эпоху. Не бог, а человек становился здесь творцом своего языка, без которого невозможна никакая культура.

Конвенционалистская концепция языка радикально отрицала популярное уже в античности воззрение, согласно которому слова выражают природу обозначаемых ими вещей. Такое воззрение, весьма характерное и для обыденного мышления, было многократно усилено схоластикой, вернее говоря, схоластическим реализмом. Как не раз отмечалось выше (в частности, в связи с бэконовской критикой идолов площади), такой реализм на практике сплошь и рядом выступал как вербализм, подменивший предметное знание словесной игрой. К тому же схоластический реализм онтологизировал понятия-слова, не видя их многозначности (или игнорируя ее). Отсюда догматизм схоластического вербализма, вера в магическую силу слов. Все это делает понятной иронию автора «Левиафана» по адресу схоластов: «...для мудрых людей слова суть лишь марки, которыми они пользуются для счета; для глупцов же они полноценные монеты, освященные авторитетом какого- нибудь Аристотеля, Цицерона или Фомы, или какого- нибудь другого ученого мужа» [143, т. 2, с. 71].

Критика схоластического вербализма и догматизма Гоббсом, как и другими философами-новаторами, означала и их стремление к совершенствованию познания и его средств. У Гоббса оно привело к попыткам выработки более точного и гибкого философского языка. «Язык, что паутина,— писал автор «О теле»,— слабые умы цепляются за слбва и запутываются в них, а более сильные легко сквозь них прорываются» [143, т. 1, с. 79]. «Слабый ум» не видит многозначности слов, он запутывается в них, «как птица в силке, и, чем больше усилий употребит, чтобы вырваться, тем больше увязнет» [143, т. 2, с. 70].

Следовательно, не может быть правильного, а тем более точного научного языка без ясного осознания неоднозначности (многозначности) слов. В этом контексте выявляется принципиальное различие в объяснении достоверно математического знания между рационалистом Декартом и сенсуалистом Гоббсом. Если для первого из них исходные основания знания — это интуиции как некие непосред- ственные усмотрения человеческого ума, то для второго не может быть интуиции, но могут и должны быть дефиниции, по возможности точные определения слов, фиксирующие должное их значение. «Свет человеческого ума,— подчеркивал автор «Левиафана»,— это вразумительные слова, однако предварительно очищенные от всякой двусмысленности точными дефинициями» [143, т. 2, с. 82].

Заменяя, таким образом, проблему интуиции проблемой дефиниции, Гоббс придает в методологии первостепенное значение умению составлять точные определения.

Но расхождения Гоббса с Декартом шло дальше противопоставления дефиниций иптуициям. За этим противопоставлением скрывалась позиция первого из них как номиналиста и сенсуалиста (а эти понятия в истории философии всегда связаны). Выше мы констатировали, что Декарт (как затем и Спиноза), преодолевая множество преувеличений схоластического реализма, тоже прибегали к положениям номинализма, но не удерживались на них в своем учении об иптуицни и о субстанции. Гоббс же, знавший произведения Оккама и продолжавший заложенную им традицию, стремился к последовательному проведению Принципов номинализма как в своей гносеологии, іаК и в онтологии. По убеждению автора «Левиафана», все существующие вещи только единичны. Поскольку же «в мире нет ничего общего, кроме имен» [143, т. 2, с. 67], последние суть знаки не вещей самих по себе, а только наших мыслей о них. Тем самым номинализм Гоббса — не крайний номинализм, отрицающий общее не только за пределами ума, но и в самом уме, а номинализм умеренный, не отрицающий общего в познающем уме, хотя и сводящий его к словам («именам»).

Тем не менее отрицание онтологического статуса общего приводило Гоббса и к отрицанию объективного, находящегося вне ума содержания достоверного знания. Поскольку «истина — свойство не вещей, а суждений о них», «между именами и вещами нет никакого сходства и недопустимо никакое сравнение» [143, т. 1, с. 78, 63]. Номинализм Гоббса закономерно привел его к отрыву слова от понятия и даже к противопоставлению их. Наиболее общие понятия с этой точки зрения — только абстрактные имена, имена имен. Отсюда углубление конвенционализма Гоббса, считавшего произвольным не только язык, но и положения науки, основывающиеся на нем. Согласно автору «О теле», условны — в противоположность Декарту — даже математические аксиомы [см. 143, т. 1, с. 79 — 80].

С позиций номинализма и сенсуализма Гоббс возражал и на «Метафизические размышления» Декарта. Идея для первого из них — представление, порожденное предметом восприятия в человеческом сознании, в то время как для второго — все то, что непосредственно воспринимается человеческим умом, для которого предметы являются уже чем-то вторичным. Позиция Гоббса здесь материалистична.

Он считал, что знаменитое рассуждение Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую» — должно привести нас только к убеждению, что мыслящий субъект представляет собой нечто телесное. Вывод же Декарта о том, что мыслящий человек есть мышление, равносилен выводу о том, что прогуливающийся человек есть прогулка. В этом картезианском выводе Гоббс усматривал своего рода пережиток схоластического реализма, ибо именно схоласты «обычно говорят так: разум познает, зрение видит, воля хочет» [143, т. 1, с. 418].

Материалистическая позиция Гоббса углублялась и в связи с его отрицанием врожденности идеи бога как актуально бесконечного существа. Для Декарта эта идея — наиболее ясная идея человеческого ума, лежащая в основе так называемого онтологического доказательства бытия бога. Для Гоббса же эта идея — только темная универсалия, образующаяся в результате нашей неспособности сосчитать бесконечное или положить предел увеличению или уменьшению чего-либо. Поскольку «понять мы можем только конечное» [143, т. 1, с. 392], бесконечность существует для Гоббса только как потенциальная, а не актуальная.

Декарт, не отождествлявший мышление с речью, со своей стороны использовал слабости номинализма и конвенционализма Гоббса, склонявшегося к такому ото-ждествлению и полностью отрицавшего наличие общего вне человеческого ума. Если, писал Декарт в своих контрвозражениях Гоббсу, имена-метки совершенно субъективны, произвольны, то каким же образом люди могут договариваться между собой и вырабатывать имена-знаки, имеющие понятное всем содержание? Почему француз и немец, используя совсем различные слова, но думая тем не менее одинаково, договариваются между собой? Все это становится возможным потому, убежден Декарт, что «при рассуждении речь идет не о сочетании имен, а о сочетании вещей, обозначенных этими именами» [143, т. 1, с. 420].

Следует в этой связи подчеркнуть, что и Декарту, и Гоббсу не хватало понимания диалектического единства непосредственного и опосредствованного моментов познания. В такой гносеологической ситуации можно констатировать преимущество Гоббса перед Декартом в понимании зависимости всего содержания человеческого сознания и познания от чувственной деятельности человека. Отсюда важные материалистические выводы первого из них, исключавшие независимость мышления от тела, с наибольшей силой выразившуюся в картезианской самостоятельности духовной субстанции. Но и Декарт имел преимущество перед Гоббсом в понимании характера достоверно- математического знания, которое в ту эпоху более убедительно обосновывалось положением о внеопытности исходных, интуитивно постигаемых истин.

При всем различии гносеологии Гоббса и Декарта в их методологии имелись принципы, которые можно назвать общерационалистическими. Это в особенности относится к аналитическому и синтетическому методам, которые в философии нового времени с большой силой были заострены Галилеем и в той или иной форме разделялись всеми крупнейшими философами и естествоиспытателями.

Аналитический, или разъединительный (у Галилея — резолютивный), метод состоит в разложении чувственных восприятий и в нисхождении к самым общим принципам, последним элементам природы, опираясь на которые можно объяснить максимальное количество ее явлений. Автор «О теле» подчеркнул, что непригодность схоластических универсалий, тесно связанных с обыденным опытом, для научного познания природы (в принципе и человека) заставляет прибегать к аналитическому методу, с помощью которого только и можно выявить подлинно общие понятия [см. 143, т. 1, с. 106—107]. За аналитическим методом следует синтетический, или соединительный (у Галилея — композитивный),— метод восхождения от выявленных посредством анализа принципов и элементов мира к постижению реальных вещей и даже мира в целом.

Хотя аналитический и синтетический методы взаи-мосвязаны, все же для выявления механицизма, "метафизичности (в смысле антидиалектичности) методологии Гоббса в целом характерно преобладание в ней установки на максимальную аналитичность. Доскональное выявление частей означает полное постижение целого, ибо «целое и совокупность всех его частей идентичны» [143, т. 1, с. 130]. Тем самым задача синтетического метода как бы предельно упрощается.

Раскрыть единство в применении аналитического и синтетического методов Гоббсу не удалось, поскольку не удалось дать убедительное объяснение достоверного знания как вытекающего из опыта человека. В эмпиризме Бэкона исследование природы фактически сведено к опытно-индуктивному — в принципе аналитическому — иссле-дованию ее «форм», а синтетический, гипотетико-дедук- тивный метод фактически отсутствует. В рационализме Декарта опытно-индуктивное исследование природы — необходимое подтверждение истин, открытых дедуктивно- рационалистическим путем, которому и принадлежит ведущая роль в исследовании. У Гоббса же эти методы фактически равноправны, и он остался на позициях методологического дуализма. При этом каждый из двух основных методов применяется в различных областях научного исследования. Область применения опытно-индуктивного, по сути своей аналитического метода — прежде всего физика, распространяющаяся и на человека, поскольку он рассмат-ривается как тело в ряду других природных тел.

Сфера же применения дедуктивно-синтетического метода — это, конечно, прежде всего математика, но также этика и политика, которые, по Гоббсу, чисто дедуктивно строят свои выводы исходя из принципов человеческой природы (о чем ниже).

Материализм в учении о природе и человеке. Рассмотренные принципы методологии Гоббса во многом предопределили и его онтологические представления, куда следует включать то, что сам он называл первой философией и физикой. Именно здесь с наибольшей выразительностью выявился материализм автора «Основ философии».

Он последовательно рассматривает универсум как колоссальную совокупность тел и кроме них не признает никакой иной реальности. Характер же материализма Гоббса и выявляется прежде всего из его трактовки понятия тела, которое он отождествляет с понятием субстанции (трактуя ее, следовательно, только в эмпирическом смысле). Здесь Гоббс в общем близок к положениям механистической физики Декарта, отклонения от которой определяются его последовательным номинализмом.

Механицизм гоббистского учения о природе подобно картезианскому радикально противопоставлены органи- цизму ренессансной натурфилософии. Последовательность Гоббсова аналитизма, ориентированного на математику, предопределила и отличие основанного на нем материализма от материализма Бэкона. Как мы помним, его онтология, не шедшая дальше установления ряда некоторых «простых натур» и «форм», соприкасалась еще с ренессансной натурфилософией. Новый математический аналитизм, основанный Декартом и Галилеем и поддержанный Гоббсом, неотделим от выявления простейших элементов количественного порядка — линии, плоскости, фигуры, движения и т. п. Характеризуя материализм Гоббса по отношению к материализму Бэкона, Маркс писал, что у первого из них «чувственность теряет свои яркие краски и превращается в абстрактную чувственность геометра, физическое движение приносится в жертву механическому или математическому движению; геометрия провозглашается главной наукой» [1, т. 2, с. 143].

Механицизм онтологии Гоббса связан прежде всего с его учением о теле и его акциденциях, или свойствах. Протяженность и фигура (внешняя форма) составляют неотъемлемые акциденции всякого тела. Движение и покой составляют уже акциденции, присущие многим, но не всем телам, ибо одни из них движутся, а другие покоятся. Акциденции, еще более отделимые от тел,— это осязательные, цветовые, слуховые и другие качества, появляющиеся и исчезающие, зависящие не только и не столько от тела, сколько от воспринимающего его субъекта. Здесь Гоббс продолжает ту линию субъективизации чувственных качеств, которую возобновил Галилей. Она стала одной из главных линий всего механистического материализма XVII в.

Номинализм Гоббса приводит его и к весьма характерному истолкованию проблемы материи, пространства и времени.

Поскольку субстанциональность принадлежит только единичным вещам, понятие абстрактной субстанции бес-смысленно. Автор «О теле» отрицает при этом реальность как духовной, так и материальной субстанции. Он считает, что аристотелевско-схоластическая нечувственная перво- материя (materia prima) — только универсальное имя, выражающее нашу способность мыслить любое тело независимо от всех его акциденций, за исключением количества. За этими пределами понятие материальной субстанции столь же бессмысленно, как И понятие субстанции духовной. Номинализм Гоббса при всей его антисхола- стичностн подрывает и устои его материализма. Причем эта линия его философской мысли была продолжена и углублена соответствующей трактовкой пространства и времени. Хотя Гоббс вслед за Декартом отрицает пустоту как бестелесность, он в отличие от французского философа не нризнает абстрактной протяженности, мыслимой в качестве атрибута материальной субстанции и фактически сливающейся с ней. Пространство для Гоббса — всегда конкретная протяженность конечного тела. Пространство же как абстрактное вместилище тел — только акциденция нашего сознания, порождаемая, однако, реальной величиной тела.

< Аналогичным образом трактует Гоббс и время. Реально движение единичных тел, и время — только «образ движения». Оно «существует не в самих вещах, а только в мышлении. Говоря, например, о временах наших предков, мы не думаем, что после их смерти эти времена могут существовать иначе, чем в памяти тех, кто вспоминает об этих предках». Если принят!, во внимание зависимость нашего календаря от движения Солнца и Луны, то неизбежен вывод, что «никакого времени вообще не существует, не существовало и не будет существовать» [143, т. 1, с. 128].

Субъективизация понятий пространства и времени, допускаемая Гоббсом, была во многом порождена его стремлением разрушить чрезмерную онтологизацию высших категорий бытия, характерную для объективного идеализма схоластики. Вместе с тем идея Гоббса о зависимости пространства и времени от движения тел предвосхищала некоторые выводы современной физической науки.

В решении проблемы причинности Гоббс — типичный представитель того механицизма в широком смысле этого термина, о котором мы говорили в предшествующей главе о Декарте. Здесь снова проявляется позиция Гоббса как систематизатора материализма Бэкона. Если последний устранял из «естественной философии» поиски целевых причин, хотя и считал их необходимо присущими человеческой деятельности, а выявление формальных причин предоставлял метафизике, то первый, можно считать, полностью перечеркивал как конечные, так и формальные причины. Опытная наука, по его убеждению, может и должна выявлять только материальные и действующие причины. При этом автор «О теле» действующей причиной называет активное тело, а тело, испытывающее его воздействие, выступает в роли материальной причины [IX, 4]. Вместе они н составляют так называемую полную причину, вполне достаточную для объяснения любого действия. Формальная же и целевая причины — только разновидности действующей, даже у существ, обладающих чувствами и волей [там же, X, 7].

10 Заказ V 10(2 ^ 289

<< | >>
Источник: Соколов В. В.. Европейская философия XV —XVII веков: Учеб. пособие для филос. фак-тов ун-тов.. 1984

Еще по теме 4. НОМИНАЛИСТИЧЕСКО-ЭМПИРИСТИЧЕСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ, МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ОНТОЛОГИЯ, ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВА И ГОСУДАРСТВА ГОББСА:

  1. 10. ЭМПИРИСТИЧЕСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ ЛОККА, СООТНОШЕНИЕ В НЕЙ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИХ И ИДЕАЛИСТИЧЕСКИХ ТЕНДЕНЦИИ.ЕГО СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ
  2. 39. Политическая система общества. Роль государства в развитии общества. Основные признаки государства. Власть и демократия.
  3. Учение об обществе и государстве
  4. ГЛАВА 1. ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА
  5. 7. ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА
  6. УЧЕНИЕ ПЛАТОНА ОБ ОБЩЕСТВЕ И ГОСУДАРСТВЕ
  7. УЧЕНИЕ ОБ ОБЩЕСТВЕ И ГОСУДАРСТВЕ
  8. УЧЕНИЕ ОБ ОБЩЕСТВЕ И ГОСУДАРСТВЕ
  9. ТОМАС ГОББС.
  10. ГНОСЕОЛОГИЯ
  11. Антисхоластическая и сенсуалистическая гносеология.
  12. Материалистическая натурфилософия Джордано Бруно.
  13. Виды знания и эмпиристическая попытка объяснения достоверного знания
  14. ОНТОЛОГИЯ (от греч. ontos — бытие, logos — слово
  15. 3. РАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ МЕТОДОЛОГИЯ, ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ И ДУАЛИСТИЧЕСКАЯ МЕТАФИЗИКА И МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКАЯ ФИЗИКА ДЕКАРТА
  16. Раздел IV. ФИЛОСОФИЯ БЫТИЯ (ОНТОЛОГИЯ
  17. ОНТОЛОГИЯ
  18. Онтология