<<
>>

Проблема науки и философии в «Началах» Ньютона и его методологические идеи

Это произведение знаменовало полную зрелость механики как науки о движении макротел, зафиксированной в трех известных ее законах. Обобщенные еще более глобальным законом всемирного тяготения, в своей совокупности они резюмировали наиболее значимые процессы на Земле и на небе.

Все, что выше было сказано в связи с Галилеем, Кеплером, Декартом и другими относительно роли чисто физических, неантропоморфно трактуемых законов для развития материалистического мировоззрения, в еще большей мере можно отнести к законам Ньютона. Хотя его произведение называется «Принципы (начала) натуральной философии», однако материалистическое акцептирование этих принципов превращает «натуральную философию» в механику (в классическую механику), полностью отделившуюся от философии в се традиционном значении (но сила этой традиции проявилась в самом названии данного произведения).

До сих пор мы говорили о механицизме в широком смысле этого термина. Произведение Ньютона сужает его содержание, поскольку теперь эти законы были точно зафиксированы.

Однако само это сужение знаменовало важные, эпохальные изменения во взаимоотношениях философии и пауки.

Тесное взаимодействие философско-мировоззренческо- го и специалыю-паучиого знания — одна из главных закономерностей историко-философского процесса. Однако не только в античности, но и в новое время ученые-специалисты обычно ориентировались на различные философские доктрины, ставя свои науки в зависимость от тех или иных философских учений. Весьма показателен здесь пример Декарта, видевшего в метафизике фундамент всякого знания. Механика Ньютона, совершенно точная наука, в огромной мере усиливавшая практическо-пронзводствеиныс возможности человечества, знаменовала значительное увеличение воздействия специальных научных теорий на философские концепции.

Теперь углублялись те редукционистские устремления, которые мы неоднократно констатировали выше.

Уже сам автор «Начал» писал в предисловии к его 1-му изданию, что «было бы желательно вывести из начал механики и остальные явления природы...» [220, с. 3], сделав в дальнейшем попытку осуществить это намерение при истолковании явлений химии. Конечно, это была упрощенная методологическая установка, которая не могла привести к подлинному познавательному успеху. Однако такого рода методологические устремления в истории философии и наук проявлялись часто, чуть ли не всякий раз, когда возникало новое эффективное орудие знания, которое многие стремились сделать универсальным орудием. Механистический редукционизм у самого Ньютона проявлялся лишь в отношении к некоторым естественным наукам, которыми он занимался. В дальнейшем же, когда принципы ньютоновской механики получили широкое распространение, стали не столь уж редкими попытки применять их и за пределами естественно-научного знания.

Можно поэтому констатировать, что ни одно специальное научное произведение прошлого не оказало такого воздействия на философскую мысль, как ньютоновские «Начала» (впрочем, к ним приближались в этом отношении в истории философии рассматриваемых веков евкли- довские «Начала» и коперниковское «Обращение небесных орбит»).

Философское значение ньютоновских «Начал» во многом определялось и теми методологическими принципами, которые сложились в истории философии нового времени, особенно у Бэкона и Галилея, и нашли свое продолжение, а во многом и завершение у Ньютона.

В предисловии ко 2-му изданию «Начал» (1713 г., оно было написано с одобрения автора его молодым сотрудником Роджером Котсом) подчеркнуто, что автор пользуется в нем двумя взаимосвязанными методами, с которыми мы уже неоднократно встречались,— аналитическим и синте-тическим. Посредством первого устанавливаются силы и простейшие законы природы на основе ее тщательнейшего наблюдения и изучения. Аналитический метод, призванный преодолеть аморфность умозрительных схоластн- знрованных понятий, в принципе есть путь индуктивный, тот самый, на котором, по Бэкону, только и можно приобрести значимые, предметные аксиомы подлинно научного знания.

Аналитический метод означал поэтому беспощадный контроль опытом, экспериментом. Такой контроль был зафиксирован в упоминавшемся выше девизе Лондонского естественно-научного общества — «ничего со слов». И, возможно, ни один другой член данного общества столь неукоснительно не следовал этому девизу, как будущий и самый выдающийся из его президентов.

С названным девизом связан знаменитый принцип, который Ньютон проводил уже в «Лекциях по оптике» и окончательно сформулировал в «Общем поучении» по 2-му изданию своих «Начал». Автор говорит здесь о всеобщности открытой им и действующей во всех бесчисленных телах зримого и незримого универсума силы притяжения. Она и составляет непоколебимый фундамент воздвигнутого Ньютоном величественного здания классической механики. Однако природа этого фундамента оставалась неизвестной, что всегда подчеркивал великий ученый. Он и зафиксировал здесь эту свою позицию в широкоизвестных сЛовах: «Hypotheses нон fingo», которые в указанном месте «Начал» переведены так: «Гипотез же я не измышляю. Все же, что не выводится из явлений, должно называться гипотезою, гипотезам же метафизическим, физическим, механическим, скрытым свойствам не место в экспериментальной философии» [220, с. 662].

Чтобы правильно уяснить смысл этих слов, необходимо учитывать их исторический контекст. Хотя здесь речь идет и о «скрытых свойствах» (скрытых качествах), схоластика не представляла уже для автора «Начал» главного врага, ибо враг этот в сфере «натуральной философии» был повержен усилиями Бэкона, Галилея, Декарта и множества других философов и естествоиспытателей. Теперь уже шла активная борьба среди самих «новаторов» — как философская, так и естественно-научная.

В странах Западной Европы господствовала картезианская физика. Выше мы характеризовали ее как самую последовательную и яркую доктрину механицизма в широком смысле этого слова. Объясняя все явления природы непосредственным столкновением телесных частиц, отвергая пустоту и стирая противоположность между мертвой и живой природой, картезианский механицизм представлялся крайне материалистическим учением, ибо он выводил все физические процессы из вполне естественных причин, исходя при этом из закона сохранения количества движения.

Однако этот по своей видимости простой способ объяснения оборачивался слабостью, поскольку было совершенно невозможно применить его ко множеству физических явлений. Для сохранения видимости объяснения уже Декарту и тем более его последователям приходилось прибегать к построению различных чисто умозрительных «гипотез», механистических предположений (например, пресловутых «вихрей»), которые, увы, как правило, не выдерживали контроля опытом, экспериментом. Чтобы объяснить свойства видимых природных явлений, приходилось придумывать все более тонкие невидимые «материи» и все более сложные вихри. Но все они оказались тщетными, например для осмысления открытых опытно и математически законов Кеплера.

Именно против такого рода «гипотез», никак не подтверждавшихся фактами и не складывавшихся в математи-чески безупречную систему, Ньютон и направлял свой девиз «Hypotheses поп fingo», который правильнее переводить в свете вышесказанного так: «Домыслов не сочиняю». От гипотез как предположений, которые должны подтвердиться опытно и осмыслиться математически (или в противном случае быть уточнены и даже отброшены), не может отказаться ни один значительный естествоиспытатель. Прибегал к ним иногда и Ньютон, подчеркивавший в одном из своих писем к ученому секретарю Лондонского естественно-научного общества Ольденбургу, что «гипотезы должны подчиняться природе явлений, а но пытаться подчинить ее себе, минуя опытные доказательства» [цит. по 222, с. 73]. Сам он первоначально прибегал к гипотезе эфира (т. е. сплошной среды, от чего в дальнейшем отказался) для объяснения действия тел друг на друга, отчасти и световых явлений, к гипотезе механической природы теплоты, атомистической гипотезе строения вещества (почерпнутой, по всей вероятности, через Р. Бойля у Гассенди) и др.

Главная же «гипотеза», подтверждавшаяся бесчислен-ным количеством фактов,— это мгновенное действие тел друг на друга на самых различных расстояниях, при этом без всяких посредствующих звеньев, через «пустоту» (actio in distans).

Картезианцы (а за ними и Лейбниц) объявили эту внешне антропоморфную и загадочную силу гравитации возвращением к схоластическим «скрытым свойствам». Не отрицая загадочности этой силы, Ньютон в приведенных выше словах из его «Начал» подчеркнул ее абсолютную достоверность, демонстрируемую в каждое мгновение человеческой жизни. Таким образом, вторая, синтетическая часть ньютоновского метода оставалась ги- потетико-дедуктивной, в принципе такой же, как и у Галилея. Только в отличие от него математически она была еще строже (в начале своего главного произведения Ньютон применил и метод открытого им исчисления бесконечно малых). И чем точнее оказывалась эта по видимости своей априорная дедукция, тем больше практически значимых следствий вытекало из нее для объяснения и предсказания множества явлений. Тем самым и на этом пути подтверждалась безупречность исходных принципов (начал, «гипотез»), из которых такая дедукция исходила.

Рассмотренные принципы методологии «Начал» четко сформулированы Нотсом в предисловии ко 2-му изданию этого произведения. Здесь, в частности, можно прочитать, что «всякая причина должна быть проще своего следствия», что «причины идут неразрывной цепью от сложнейших к простейшим, и когда достигнута самая простая причина (т. е. закон всемирного тяготения.— В. С.), то далее идти некуда. Поэтому простейшей причине нельзя дать механического объяснения, ибо если бы такое объяснение существовало, то эта причина не была бы простей-шей» [220, с. 15, 13].

Эмпиристическая склонность методологии Ньютона, таким образом, приводила к трактовке научного объяснения как математического описания фактов, фиксируемых в опыте. Понятно, почему автор «Начал» уподоблял «правила философствования» «бритве Оккама». Весьма показа-тельно здесь первое правило (из четырех), приведенное в 1-м издании «Начал»: «Не должно требовать в природе других причин, сверх тех, которые истинны и достаточны для объяснения явлений» [цит. по 222, с. 130].

Отношение Ньютона к философии и религии.

Отрицательное отношение к «гипотезам», трактуемым как беспочвенные умозрительные псевдообобщения, определило и его неприязнь к метафизике, развивавшейся прежде всего философами континента. Но тем не менее великий ученый не мог обойтись без максимально общих понятий, которые могли быть развиты только в системах умозрительной метафизики. Мы имеем в виду понятие абсолютного пространства и абсолютного времени.

Необходимость обращения к этим понятиям определялась механистической трактовкой материи. Механицизм как с широком, картезианском, так и узком, ньютониан- ском смысле трактует материю как косную массу, способную к движению лишь благодаря воздействию внешних факторов, каковым у Ньютона выступала таинственная сила тяготения. При этом конкретное движение — перемещение с места на место, фиксируемое в опыте,— всегда относительно. Соответственно относительны как пространство, пробегаемое движущимися телами, так и время, которым это движение измеряется. Понятно, почему последовательный номиналист Гоббс утверждал акциденталь- ность пространства и времени. Но такая позиция не была приемлема для Ньютона, установившего точные механиче- ско-астрономические закономерности, по которым функци-онирует наш солнечный мир. Наряду с относительным пространством и относительным временем оказалось не-обходимым абсолютное пространство как вместилище мировой материи и абсолютное время — непрерывный мировой поток, как некая постоянная космическая шкала для измерения всех бесчисленных конкретных движений. Ни то, ни другое не воспринимается в чувственном опыте, как это фиксировал уже Гассенди.

Возможно, что понятие абсолютного пространства Ньютон заимствовал именно у него (непосредственно или через Бойля). Однако полная абсолютизация пространства и времени могла сложиться у автора «Начал» под влиянием школы английских платоников, группировавшихся в Кембриджском университете, в котором длительное время работал и Ньютон.

Религиозно-идеалистические выводы, сделанные им, во многом предопределялись и тем совершенно неэволюционистским воззрением на Солнечную систему, которое воцарилось у него, а затем и у множества его последователей в результате абсолютизации поразительно точных закономерностей этой системы. «Привязанность» к Солнцу всех обращающихся вокруг него планет стала совершенно понятной как результат действия загадочной силы всемирного тяготения, объяснявшей центростремительность всех планетных движений. Однако центробежность этих движений — притом в единой плоскости — оставалась вдвойне непонятной при рассмотрении вечности, абсолютной неизменности космического механизма. Автор «Начал» выразил это воззрение в заключительном «Общем поучении» к нему в словах: «...изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе, как по намерению и власти могущественного и премудрого существа» [220, с. 660].

В этих словах можно видеть завершение того физико- теологического аргумента в пользу божественного бытия, который формировался, как мы видели, с XIV —XV вв. и который стал основным в деизме XVIII в.

Однако самого Ньютона нельзя отнести и к деистам, ибо он практически не взывал к интеллектуализирующей стороне понятия бога, игнорировал и рационалистическую метафизику, обычно с ней связанную. Ученый не проявлял интереса и к «естественной религии», без которой тоже не было деистической концепции морали.

Религиозность Ньютона больше определялась убеждением в непознаваемости бога, отдаленное представление о котором мы все же можем получить по некоторой аналогии. Отсюда также ньютоновское определение пустого пространства как «чувствилища Божьего» (sensorium Dei). Для Декарта пространство совпадало с материей, а для Ньютона оно было нематериально.

Вместе с тем религиозность автора «Начал» не была и пантеистической, как можно подумать в связи с его истолкованием пространства, подчеркивающим как будто вездесущие бога в мире. Продолжая цитированное выше место из «Общего поучения», автор подчеркнул, что бог «управляет всем не как душа мира (явная реакция на платоновские идеи.— В. С.), а как властитель Вселенной, и по господству своему должен именоваться господь вседержитель... что означает повелитель Вселенной» [220, с. 660].

Следовательно, религиозность Ньютона скорее теистическая, традиционно-богословская. Недаром автор «Начал» написал «Толкование па Апокалипсис», а также сочинение о пророке Данииле, многократно выступал в за-щиту англиканской церкви.

В этом нот ничего удивительного, принимая во внимание духовный климат XVII в.— века бурного развития научного знания, прогресса материалистического мировоззрения, но одновременно и религиозных поисков и различных, порой весьма фанатичных религиозных движений. Рассмотренные выше примеры Паскаля и даже Гассенди — явления, в сущности, того же характера.

Историческое значение ньютонианства. Оно совершенно не связано с религиозными занятиями и идеями автора «Начал», отразившими идеологический климат эпохи и индивидуальные особенности ого мировоззрения. Даже физико-теологический аргумент в пользу божественного бытия, к которому особенно охотно прибегали деисты XVIII в., был в конце его раскритикован Кантом. Непреходящей оставалась ньютоновская механика, наиболее значительные поправки в которую были внесены лишь теорией относительности. Для истории же философии особенно важно то, что эта фундаментальная наука объективно укрепляла материалистическое мировоззрение, каковы бы ни были субъективные умонастроения самого Ньютона. В дальнейшем, в особенности у французских материалистов XVIII в., возникло немало идей и концепций, прямо опиравшихся на принципы классической механики.

<< | >>
Источник: Соколов В. В.. Европейская философия XV —XVII веков: Учеб. пособие для филос. фак-тов ун-тов.. 1984

Еще по теме Проблема науки и философии в «Началах» Ньютона и его методологические идеи:

  1. Проблема познания и методологические идеи Галилея.
  2. 29. Марксистские, социалистические и анархистские идеи в начале ХХ в
  3. 8. ФИЛОСОФСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ ЕСТЕСТВЕННО-НАУЧНЫХ ОТКРЫТИЙ НЬЮТОНА И ЕГО МЕТОДОЛОГИЯ
  4. 15. Аналитическая философия ХХ столетия. Философская программа неопозитивизма и ее кризис. «Постпозитивизм» и философия науки.
  5. ФИЛОСОФИЯ НАУКИ
  6. § 2. Методологические функции философии
  7. 1. Методологическая функция философии для идеологии и политики
  8. 3. Философия науки
  9. Практические задачи философии и науки
  10. А. КОЙРЕ—ФИЛОСОФ И ИСТОРИК НАУКИ (Послесловие
  11. 8. Немецкая классическая философия и ее главные проблемы.Философия Канта: понятие «вещи в себе» и трансцендентального знания. Антиномии чистого разума.
  12. 6. МЕТОДОЛОГИЯ НАУКИ И РЕЛИГИОЗНО-МИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ ЧЕЛОВЕКА У ПАСКАЛЯ