<<
>>

Проблема опыта. Соотношение теологиии философии

Существуют, подчеркнул Бэкон в«Компендии философии», три спо- со"а познания: вера в авторитет, рассуждение и опыт. Авторитет сам по себе совершенно недостаточен, если он не опирается на рассуждение.

Но и рассуждение сможет достичь своей окончательной убедительности только тогда, когда оно опирается на опыт. Это справедливо и по отношению к математическому рассуждению, ибо «математика обладает всеобщим опытом (experientias universales) в черчении и исчислении по отношению к своим выводам» [6, с. 875; см. также: vol. II, р. 173]. В «Большом сочинении» неоднократно подчеркнуто, что на опыте, так сказать, замыкается всякое знание, ибо «без опыта ничего нельзя понять в достаточной мере» [6, с. 872]. «Голое доказательство», не сопровождаемое опытом, не может доставить полного удовлетворения. Как ни неопровержимы, например, доказательства различных теорем относительно равностороннего треугольника, окончательную убедительность они приобретают, если доказывающий строит данный треугольник и все, что связано с доказательством той или иной теоремы, собственными усилиями.
Сколь ни ясны были бы рассуждения о всесжигаю- щем действии огня, «дух удовлетворится и успокоится» лишь тогда, когда это действие он наблюдает и тем более ощущает сам. Исходя из сказанного, автор «Большого сочинения» дает обобщающую формулировку своего эмпиризма: «Опытная наука — владычица умозрительных наук» [6, с. 875]. По-видимому, впервые в истории философии Роджер Бэкон употребил здесь понятие «опытная наука» («scientia experimental»).

Опыт, по Бэкону, прежде всего тот, который приобретается «с помощью внешних чувств». «Это опыт человеческий и философский» [6, с. 874]. Он включает всю физику, в которую входят алхимия, астрономия, астролог гия, медицина, в известном смысле и математика. Сле* довательно, на опыте основывается все естественнонаучное знание, ибо людям «прирожден способ познания от ощущения к уму, так что, если нет ощущений, нет и науки» [6, с.

871]" («deficiente sensu deficit scientia») [51, vol. I, p. 107]. Эту свою эмпирическо-сенсуалистиче- скую установку Роджер Бэкон не мог еще довести до разработки индуктивного метода, как это сделает тремя с половиной столетиями позже его соотечественник и однофамилец Френсис Бэкон (не усвоивший, однако, методологического значения математики).

Как и перед всеми его современниками, перед Бэконом встал вопрос об отношении естественного знания к тем «превосходным творениям», о которых учит Священ-ное писание, — к богу, ангелам, загробной жизни, как и к небесным телам. Эти объекты труднодоступны для человеческого знания: «...чем более они превосходны, тем менее нам известны» [6, с. 868] («quanto sunt nobiliores tanto sunt nobis minus notae») [51, vol. I, p. 105]. Подобно аль-Фараби и Авиценне Бэкон признавал метафизику той областью человеческого знания, которая имеет дело с этими возвышенными объектами. Подобно Аверроэсу и в согласии со своим эмпиризмом автор «Большого сочинения» убежден, что в «метафизике не может быть иного доказательства, кроме как через следствие, так что духовные вещи познаются через телесные следствия и творец — через творение» [6, с. 869]. Следовательно, о бестелесных предметах мы не можем знать иначе, как посредством созерцания телесных и соответствующего доказа-тельства.

Но такой ход мыслей Бэкона не является у него единственным и исчерпывающим. Слишком возвышенна область бестелесных предметов, слишком трудна для понимания, чтобы ее было можно постичь на путях обыденного опыта и даже самого тонкого математического рассуждения. Да и церковь и вся система господствовавшей идеологии не могли допустить такого понимания, даже если бы оно было возможно.

Сказанное отчасти объясняет, почему для Бэкона внешний опыт человеческих чувств недостаточен для познания духовных предметов. Кое-где он выражается даже в том смысле, что эта разновидность опыта совсем не касается духовных предметов. Автор «Большого сочине- ния» исходит поэтому и из существования внутреннего опыта, в сущности, отождествляемого им с августиниан- ским озарением, традиция которого была особенно пове-лительной во францисканском ордене, к которому он принадлежал.

Бэкон даже утверждает здесь, что «благодать веры и божественное вдохновение» необходимы не только для познания духовных предметов, без них останутся непонятными и вопросы, относящиеся к области телесных предметов.

Эта сторона воззрений «удивительного доктора» дала основание ряду историков средневековой философии (особенно тем из них, кто стоит на христианско-католиче- ских позициях) утверждать, что в этом принципиальном пункте философ капитулировал перед современной ему теологией. Его методология, говорят они, дуализирована. Будучи научной и опытной в познании природного мира, она становится мистической в истолковании сверхприродного. К тому же природный мир для Бэкона в соответствии с духовной атмосферой эпохи является тенью сверхприродного.

Такого рода истолкование бэконовского учения об опыте, на первый взгляд, подкрепляется и тем, что «удивительный доктор» допускает существование третьей разновидности опыта. Вероятно под влиянием Маймонидаон учил, что существовал некий совсем уже фантастический праопыт, которым всемогущий бог наделил «святых отцов и пророков». Они совсем не опирались на свои органы чувств, ибо бог открыл им науки через внутреннее озарение (как открывает он их некоторым верующим и впоследствии). Ветхозаветные патриархи и пророки оказались в соответствии с этой концепцией первыми философами и учеными, знавшими всю истину и все науки, греческие же философы, в частности Аристотель, заимствовали от них только часть этих истин. И вообще бог, недовольный людьми, сообщает им лишь частичную истину, правду смешивает с ложью. Опираясь на опыт, они могут выявить ее, но истина в ее полном объеме не может быть доступна людям. Теологическую интерпретацию философской позиции Бэкона невозможно принять, рассматривая его воззрения в целом и в контексте более широкой традиции средневековой философии. Более отвечающей истине нам представляемся точка зрения тех историков средневеко- во1^'1^л9)с9,ф^иЧ)^оторые не видят у Бэкона капитуляции философии перед откровением, а, напротив, считают, что «удивительный доктор» стремился к реформе самой теологии, ставя ее в зависимость от философии и от положительного, научного знания.

Трактуя философскую позицию Бэкона в этом свете, необходимо прежде всего отметить, что подчеркивание им роли внутреннего озарения и связанное с ним отчуждение интуиции в пользу патриархов и пророков выражали реальные и совершенно непреодолимые в условиях той отдаленной эпохи трудности в истолковании высших теоретических способностей человеческого духа.

Это воззрение «удивительного доктора» напоминает нам то, с чем мы уже встречались у аль-Кинди, Авиценны и Май- монида. Необходимо также отметить, что математические знания представлялись Бэкону врожденными человече-скому уму (он прямо ссылается здесь на пример плато-новского мальчика из «Менона»), Именно врожденность делает эти знания самыми легкими и основой всех дру-гих. Вместе с тем, как мы видели, автор «Большого со-чинения» стремился увязать математику с опытом. Но в тех условиях было совершенно невозможно, стоя на позициях эмпиризма, вскрыть генезис математических истин. Как бы обходя эту трудность, Бэкон держался того мнения, что люди обязаны праопыту ветхозаветных патриархов и пророков, которым бог внушил их прямым сверхъестественным озарением. «Математика была открыта первой из всех частей философии, ибо от начала рода человеческого она была открыта первой, еще до потопа и после него — сыновьям Адама и Ноя с его сыновьями» [6, с. 867; 51, vol. I, р. 104].

Хотя данная концепция Бэкона и фантастична — а другой она тогда и не могла быть, — она дает нам основания утверждать, что рационализм брал у него верх над мистицизмом. В сущности, он стремился к философской интерпретации образов Писания, приближаясь в этом отношении к Аверроэсу (хотя более благоприятные исторические условия определили более четкий характер рационализма последнего, в то время как Бэкону необходимо было более умело маневрировать перед лицом более жесткой религиозной ортодоксии).

Главный момент в бэконовском истолковании отношений теологии и философии, веры и знания — это стремление к ликвидации конфликта между ними. Но такого рода единство возможно, по его убеждению, не в результате совершенно некритического принятия философией (совпадающей в его представлении с наукой) не-вразумительных догматов религии, как на этом настаи-вала ортодоксальная схоластика со времен Ансельма Кентерберийского, а как следствие их добровольного союза, основанного на признании рационалистической сути философии. Знание и вера, по убеждению «удиви-тельного доктора», в конечном итоге представляют собой результат первоначального божественного откровения и поэтому не могут противоречить друг другу. Но знание может (и должно!) укреплять веру, усиливать ее убедительность, давая в руки служителей веры не только возможность более искусных и красноречивых проповедей, но даже средство обращения «неверных».

„ Теология в свете такой позиции Бэ

<< | >>
Источник: Соколов В. В.. Средневековая философия: Учеб. пособие для филос. фак. и отделений ун-тов.. 1979

Еще по теме Проблема опыта. Соотношение теологиии философии:

  1. Проблема опыта
  2. Теология выше философии
  3. Религия, теология и философия
  4. Абсолют АБЕЛЯР Пьер (1079—1142) — средневековый философ, теолог, поэт
  5. 8. Немецкая классическая философия и ее главные проблемы.Философия Канта: понятие «вещи в себе» и трансцендентального знания. Антиномии чистого разума.
  6. 10. ЭМПИРИСТИЧЕСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ ЛОККА, СООТНОШЕНИЕ В НЕЙ МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИХ И ИДЕАЛИСТИЧЕСКИХ ТЕНДЕНЦИИ.ЕГО СОЦИАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ
  7. ШВЕЙЦЕР Альберт (1875— 1965) — немецко-французский философ-гуманист, теолог, врач, про-грессивный общественный деятель
  8. Глава II. Проблемы философии
  9. Глава VI. ФИЛОСОФИЯ НОВОГО ВРЕМЕНИ И ЕЕ ПРОБЛЕМЫ
  10. Глава VIII. ПОСТКЛАССИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ XIX—XX вв.И ЕЕ ПРОБЛЕМЫ
  11. 3. Проблема человека и общества в философии Просвещения
  12. Проблема науки и философии в «Началах» Ньютона и его методологические идеи
  13. Беседа 13. кривая опыта
  14. 25. Проблемы сознания в философии. Язык и мышлениекак формы объективизации сознания. Их соотнесенность.
  15. ЗАКОН ОПЫТА КЭША ШРИ