<<
>>

Проблема познания и методологические идеи Галилея.

Как видно из вышесказанного, сама жизнь ставила Галилея перед концепцией «двух истин». Вместе с Кампаиеллой и другими философами Галилей трансформировал ее в доктрину «двух книг».

Согласно этой доктрине, Священное писание — книга божественного откровения, а Природа — книга божественного творения. Именно последняя «книга», «великая книга природы», составляет, по Галилею, «настоящий предмет философии» [119, т. 1, с. 99]. Возникал трудный и щекотливый вопрос об отношении этой метафорической книги к Библии, главной книге официального ре-лигиозного мировоззрения и всей идеологии, книге, по-прежнему претендовавшей на то, чтобы с ее утверждениями согласовывались все принципиальные выводы, имевшие мировоззренческую направленность. Именно вопросу согласования «двух книг» была посвящена значительная часть упомянутого выше «Письма к Кастелли».

Автор допускает здесь, что в принципе Священное писание безошибочно, однако далеко пе безошибочны его истолкователи, в особенности когда они придерживаются буквального смысла библейских слов, пе учитывая того, что Библия, главная цель которой — моральное поучение, приспособлена к пониманию необразованных людей.

Обра- зованные же люди не могут держаться буквального смысла, особенно в тех случаях, когда этот смысл противоречит результатам научного исследования. Ссылки на те или иные слова и образы Библии обоюдоостры. Так, еще Лютер, узнав о теории Коперника, обрушился на него с грубой бранью, заявив, что раз Иисус Навин просил бога остановить Солнце, а не Землю, то этого совершенно достаточно для убеждения в движении именно Солнца, а не Земли. Галилей же остроумно использовал тот же сюжет в пользу заключения о движении Земли.

Но главное условие понимания «книги природы» — не истолкование библейских текстов, а наблюдение ее чувствами и рассуждение разума.

Тогда обнаруживается, что «ни одно изречение Писания не имеет такой принудительной силы, какую имеет любое явление природы» [120, т. V, с. 282 — 283; 121 а, с. 96 — 97]. Поэтому при исследовании природы библейские тексты следует принимать во внимание в последнюю очередь.

Как видно, исследование природы фактически эмансипировалось здесь от ориентации на теологическую проблематику. Самостоятельность, завоеванная этим исследованием, выражала его глубокую философскую зрелость, которая однажды была выражена Галилеем (в его «Послании к Инголи») в обобщенной форме: «...природа... насме-хается над решениями и повелениями князей, императоров и монархов, и по их требованиям она не изменила бы ни на йоту свои законы и положения» [119, т. I, с. 77]. В этих словах зафиксировано эпохальное завоевание материалистической, по существу, мысли — понятие совершенно неантропоморфного, объективного закона природы, не считающегося ни с человеческими мнениями, ни с установлениями. Теперь уже, напротив, человек для успеха своей деятельности должен считаться с существованием этих наиболее повелительных законов.

В своем истолковании истины Галилей исходит из того, что достижение ее невозможно в результате какого-то одноразового акта и сама истина не некое раз навсегда данное состояние человеческого знания, а длительный процесс достижения конкретных и даже точных истин. По сравнению со схоластикой и даже натурфилософией той эпохи Галилей стремился минимизировать свою познавательную программу, вернее, ограничивал ее объем, но стремился к углублению и максимальному уточнению каждой истины, в которой был заинтересован исследователь.

Ученый говорит в «Диалоге», что проблему познания следует решать в экстенсивном и интенсивном смыслах. Экстенсивный смысл означает количество познанных истин. Как бы много ни познавал их человек, объем его знания все равно будет ничтожно мал по сравнению с бесконечно реализованным познанием бога. В этом положении можно усмотреть признание мистифицирующей фун-кции его понятия.

Другое дело интенсивный смысл, означающий глубину постижения какой-то одной или нескольких истин. В этом смысле «человеческий разум познает некоторые истины столь совершенно и с такой абсолютной достоверностью, какую имеет сама природа; таковы чистые математические науки, геометрия и арифметика; хотя божественный разум знает в них бесконечно больше истин, ибо объемлет их все, но в тех немногих, которые постиг человеческий разум ...его познание по объективной досто-верности равно божественному, ибо оно приходит к пониманию их необходимости, а высшей степени достоверности не существует» [119, т. I, с. 201]. Учитывая, что понятие бога не препятствует здесь человеческому познанию, а, напротив, даже стимулирует его, можно заключить об интеллектуализирующей стороне того же понятия. «Когда я принимаю во внимание, как много и каких удивительных вещей было познано, исследовано и создано людьми, я совершенно ясно сознаю и понимаю, что разум человека есть творение Бога, и притом одно из самых превосходных» [119, т. I, с. 202]. Тем самым проблему познаваемости мира Галилей решал как рационалист, не сомневающийся в ее возможности.

Другая важнейшая гносеологическая проблема — о соотношении опытно-чувственного и рационально-логического факторов в достижении истины — тоже решалась Галилеем в русле его антисхоластической оппозиции. Она означала прежде всего максимальную ориентацию на опыт, который убедительнее любого авторитета. На некоторых страницах своего «Диалога» его автор стремится сделать своим союзником даже Аристотеля, высказывая убеждение, что великий античный философ пришел к важнейшим положениям своего физического учения чисто опытным путем, а уж затем придал своим заключениям априорно- дедуктивную форму.

Как это было уже у Леонардо да Винчи, а затем у Бэкона, опытное знание природы означало для Галилея познание экспериментальное. Правда, как блестящий мастер эксперимента он, конечно, превосходил Бэкона. Великий итальянский ученый и методолог знания радикально отли- .чалєя от.

английского философа тем, что свою систематическую ориентацию на опыт, на эксперимент сочетал со стремлением к его математическому осмыслению. Как мы видели, экспериментаторская ориентация Бэкона приводила его к аналитическому расчленению чувственных качеств и явлений природы. Галилей шел в этом направлении еще дальше. Эксперимент для него — планомерно проводимый опыт, посредством которого исследователь как бы задает природе интересующие его вопросы. Ответы, которые он хочет получить, возможны не на путях умозрительно- силлогистических рассуждений, а только на путях дедуктивно-математического осмысления результатов анализа. Галилей ставил такое осмысление столь высоко, что считал возможным полностью заменить традиционную логику, как бесполезное орудие мышления, математикой, которая только и способна научить человека искусству доказательства.

Эта важнейшая сторона методологии Галилея вылилась у него в идею систематического применения двух взаимосвязанных методов — аналитического и синтетического (вслед за своим старшим современником — логиком Заба- реллой — он называл эти методы резолютивным и компози- тивным). При помощи аналитического метода исследуемое явление расчленяется на более простые составляющие его элементы. Эта аналитическая часть методологии в общем была свойственна и Бэкону. Затем вступало другое методологическое действие в виде того пли иного предположения, гипотезы, с помощью которой достигается объяснение интересующих ученого фактов или явлений природы в ик большей или меньшей сложности. Эта задача решается проверкой правильности принятой гипотезы, которая не должна находиться в противоречии с фактами, выявленными при анализе опыта. Такого рода проверка и осуществляется при помощи синтетического метода. Последний применяется всегда совместно с аналитическим. Тем самым Галилей находил подлинно научную точку соприкосновения опытно-индуктивного и абстрактно-дедуктивного способов исследования природы, дающую возможность связать научное мышление, невозможное без абстрагирования, с конкретными восприятиями явлений и процессов природы.

Бэкон не поднялся на такой методологический уровень. Правда, задолго до этого к нему вплотную подходил Леонардо да Винчи, но его методологические идеи в эпоху Галилея пребывали в забвении. Великий же физик и философ стал виднейшим теоретиком математического есте- ствознания в начале прогрессивного развития европейской философской мысли XVII в.

Механистическая картина мира. Учение о взаимодействии аналитического и синтетического метода у Галилея не должно скрывать главного содержания его методологии в целом — ее аналитической устремленности, в соответствии с которой он трактовал и принципы бытия. Ориента-ция на математику приводила Галилея к более радикальному продвижению аналитической тенденции по сравнению с Бэконом, не говоря уже о натурфилософии. Действительный язык «книги природы», язык, без которого в ней «можно заблудиться, как в лабиринте», и который обязан освоить специалист,— это язык геометрических фигур. О нем речь идет в «Пробириых весах» (откуда и взяты приведенные выше слова) [120, т. VI, с. 232], но еще более развернутую и категорическую формулировку их автор дал незадолго до своей смерти (в январе 1641 г.) в письме к одному схоластическому последователю Аристотеля: «...книгу философии составляет то, что постоянно открыто нашим глазам, по так как она написана буквами, отличными от нашего алфавита, ее не могут прочесть все: буквами такой книги служат треугольники, четырехугольники, круги, шары, конусы, пирамиды и другие фигуры» [120, т. XVIII, с. 295; см. 122, с. 277-278].

Математический аналитизм Галилея в принципе приводил его к механистическому истолкованию бытия. Можно считать, что великий ученый полностью порвал с сугубо качественным истолкованием природы, присущим как схоластике, так и натурфилософии с ее органицизмом. В этом контексте становится понятным, почему автор «Пробирных весов» первым из философов нового времени возвратился к фундаментальной идее античного атомизма относительно субъективности чувственных качеств: «...никогда я не стану от внешних тел требовать чего-либо иного, чем величина, фигура, количество и более или менее быстрое движение, для того, чтобы объяснить возникновение ощущений вкуса, запаха и звука, и думаю, что если бы мы устранили уши, языки, носы, то остались бы только фигуры, числа, движения, но не запахи, вкусы и звуки, которые, по моему мнению, вне живого существа являются не чем иным, как только пустыми именами...» [120, т.

VI, с. 350; см. 122, с. 130]. Из этих слов можно заключить о галилеевском истолковании природы, бытия как в принципе бескачественных.

Тем самым натурфилософская органистпческо-гилозои- стическая трактовка природы заменялась геометрическо- механистической. Онтологическая интуиция натурфилософии, в основе которой лежала аналогия между организмом и природой (микро- и макрокосм), уступала место опытно- аналитическому выявлению конкретных причин. Органи- стическое истолкование бытия заменялось причинно-де-терминистическим, в основу которого были положены первые успехи механики. В отличие от ренессансных натурфилософов Галилея фактически не интересовала качественная античная физика. Материю ученый считал вполне реальным, телесным началом, имеющим корпускулярную структуру. Здесь Галилей приближался к воззрениям Демокрита и других античных атомистов. Здесь же один из немногих пунктов его восприятия идей античной физики (не считая, конечно, его математической ориентации на Архимеда, Евклида, а в определенном смысле — и на Платона).

Философское значение науки Галилея. Научные открытия Галилея (вместе с открытиями Кеплера) стали важнейшей, необходимой предпосылкой механики Ньютона (см. ниже). Не менее велико и собственно философское значение тех же открытии для становления механистического материализма XVII в , а методологии Галилея — для формирования философского рационализма.

В историко-философской литературе о Галилее большое внимание уделяется вопросу об исторической роли и о теоретических, философских источниках методологии великого ученого. Э. Гарэн [см. 44, с. 151] подчеркнул огромную роль трезвой и строгой науки Галилея в опровержении магических и анимистических предрассудков, как и веры в чудеса, столь распространенные в те времена. Вместе с тем итальянский исследователь указал на определенную близость Галилея к пифагореизму и в особенности к плато- новско-неоплатонической традиции с ее метафизикой света, представляемого самой стойкой и могучей космической субстанцией. П. Кристеллер в названных выше работах со своей стороны отметил, что демокритовский источник Га- лилеева атомизма сочетается у автора «Диалога о двух системах мира» с влиянием платоновских и пифагорейских принципов, обосновывавших его фундаментальные матема-тические устремления, без которых нет Галилеевой методологии и понимания природы. Еще сильнее роль платонизма (вместе с подчиненным ему пифагореизмом) в методологии и мировоззрении Галилея подчеркнул французский исследователь Александр Койре в своих работах 40 —50-х годов нашего века. По убеждению этого науковеда, именно глубокий и сознательный платонизм автора «Диалога», без которого якобы было бы невозможно возникновение ею математизированного рационализма, позволил ему преодолеть аристотелевско-схоластический эмпиризм качественной несводимости вещей и явлений. Более умеренную позицию в трактовке платонизма Галилея занимает Касси- рер, указавший на роль платоновского диалога «Менон» в стимулировании гипотетико-дедуктивной методологии великого итальянского мыслителя (см. библиографию).

<< | >>
Источник: Соколов В. В.. Европейская философия XV —XVII веков: Учеб. пособие для филос. фак-тов ун-тов.. 1984

Еще по теме Проблема познания и методологические идеи Галилея.:

  1. Проблема науки и философии в «Началах» Ньютона и его методологические идеи
  2. 3. Истина как цель познания, особенности социального познания
  3. 2. НАУЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ГАЛИЛЕЯ И ЕЕ ФИЛОСОФСКОЕ СОДЕРЖАНИЕ
  4. 27. Проблемы истинного знания в философии. Истина, заблуждение, ложь.Критерии истинного знания. Характеристика практики и ее роль в познании.
  5. ГАЛИЛЕЙ (Galilei) Галилео (1564-1642
  6. Познание человеческое и познание божественное
  7. ТЕМА 1. Методологические положения оценочной деятельности
  8. 9.5. Сравнение методологических подходов
  9. 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
  10. Методологические принципы социальных инвестиций
  11. § 2. Методологические функции философии
  12. МНЕНИЕ, ЧТО «РЕШЕНИЕ ИХ ПРОБЛЕМЫ – ИХ ПРОБЛЕМА
  13. 8.1. КРАТКИЕ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОЯСНЕНИЯ
  14. 7.2. Сравниваемые методологические подходы
  15. 1. Методологическая функция философии для идеологии и политики
  16. 46. Аналитика внутреннего мира человека:проблема счастья, смысл жизни, проблема смерти и бессмертия.Творческая жизнедеятельность как выражение личностного начала.
  17. Оплата услуг как методологический феномен
  18. Глава 32. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ