<<
>>

2.3. Практика и Истина: диалекти-ка как метод снятия наваждений в мире превращенных форм

Диалектический метод исследо-вания, как мы отметили в предыдущих текстах, вот уже долгое время отторгается большинством исследо-вателей социальных проблем как в нашем Отечестве, так и в других странах.

Одна из причин этого – ти-пичная для большинства современных методологов ус-тановка на необходимость четкой верификации теоре-тических положений, их прямого сопряжения с факта-ми, а так же нацеленность на создание практически-действенных, подлежащих прямому практическому ис-пользованию теорий.

На первый взгляд, диалек-тическая логика не решает ни одной из поставленных выше задач.

Но это только на первый взгляд. Как мы постарались показать в предыдущей статье цикла метод восхождения от абстрактного к конкрет-ному, сопрягая каждый шаг теоретического познания с практикой, соотнося систему категорий с практикой, позволяет выделить закономерность исторического процесса развития сложных социальных систем, «крас-ную нить» истории, ориентируя субъекта общественной деятельности на реализацию этих познаваемых законо-мерностей развития, прогресса.

Именно здесь и возникает отмеченная нами ранее и регулярно повто-ряемая всеми критиками диалектики тема «методологи-ческой гордыни» диалектиков, которые якобы претен-дуют на то, что они адекватно отобразили законы об-щественного развития и теперь могут смело и одно-значно давать рекомендации практике.

Помимо общих соображений (доказавший некую теорему теоре-тик даже в области естественных наук не будет пре-тендовать на то, что построенный на ее основе дос-таточно сложный агрегат немедленно и эффективно за-работает: между в принципе истинной теоретической моделью космического полета Циолковского и по-летом первой космической ракеты лежали десятки неудачных попыток выйти в космос), здесь нас подстерегает и специфическая для сложных развивающихся обществен-ных систем проблема – проблема неоднозначности тео-ретических моделей и многообразия практик.

Критерий истины: практика versus факты.

Для того чтобы прояснить наше понимание соотношения теории и практики сформулируем очередную теорему (для читателя, ознакомившегося с предыдущей статьей цикла, это будет теорема три). Она гласит: для ис-торически развивающихся сложных общественных сис-тем, формирующихся вследствие активно-творческой деятельности социального субъекта, воспроизводи-мость эмпирически достоверных результатов адекват-ных теоретически полученным выводам, сама по себе не может служить критерием истинности теоретической модели. Им может быть только общественная практика субъекта.

Эта теорема звучит до чрезвычайности странно, если не нелепо для любого исследователя-позитивиста: она (даже если признать в первом при-ближении ее правомерность) как бы указывает на то, что научное знание о таких системах вообще невоз-можно.

A’propos замечу: последнее представле-ние имеет довольно широкое распространение. Его, естественно, рассматривают не как следствие из на-званной теоремы, а как эмпирически известный фено-мен. Очень многие мыслители, столкнувшись с малой эффективностью позитивных и/или математических ме-тодов моделирования сложных общественных систем, попросту капитулируют. Они либо вообще отказываются от научного исследования общества и уходят в облас-ти религиозных, беллетристических и т.п. «дискур-сов»; либо выбирают постмодернистский отказ от Ис-тины; либо вообще объявляют «излишним» любое иссле-дование сложных систем как целого.

Однако диа-лектика позволяет найти выход из этой ситуации. Он в принципе известен, хотя и не привычен для матема-тика или исследователя-позитивиста, подобно тому, как непривычны были и остаются идеи Эйнштейна для тех, кто овладел только основами классической физи-ческой теории.

Следствие из третьей теоремы гласит: критерием истины (и, следовательно, научной состоятельности теоретических диалектических по-строений) является не воспроизводимость эмпирически достоверных результатов, адекватных теоретически полученным выводам, как таковая, а нечто большее.

Критерием истины является возможность осуществления общественно-практической деятельности, которая бу-дет (1) адекватна объективным закономерностям раз-вития (устойчиво воспроизводимым закономерностям исторического процесса, «большим» фактам», взятым в их исторической динамике, направленности) и потому будет активно воздействовать на исторический про-цесс («малые факты»), исходя из познанных законо-мерностей его динамики; последнее (3) предполагает постоянную корректировку и теории, и практики в их непрерывном диалоге.

Поясним эти когда-то хо-рошо известные, а ныне прочно забытые большинством тезисы.

, ибо отображение теорией «больших .фактов», послужившее изменению реалий, приведет к изменению «малых фактов» и либо подтвердит правоту теории, приведя на практике к теоретически предска-занным результатам, либо если эти результаты ока-жутся принципиально иными, поставит проблему, что было ошибочным: теория или деятельность по ее при-менению?

И здесь нет ничего абсолютно специфи-чески-марксистстского. В естественных науках провал эксперимента так же ставит вопрос о том, где закра-лась ошибка: в теоретических выкладках или в том, как был проведен эксперимент: правильно ли выбрали сырье, не изменились ли внешние параметрыв, не вме-шались ли неблагоприятные субъективные факторы (не-радивый лаборант или слишком спешаший вовремя сдать отчет начальник…). Специфика диалектического метода познания общественных систем состоит в ином: в при-знании того, что практика общественного человека может приводить и приводит к образованию новых об-щественных объектов, обладающих новыми, требующими нового цикла познания, закономерностями.

В этом смысле диалектика снимает и позитивизм, и прагматизм. Для первого важна только верификация. Практика как общественно-активное изменение бытия субъектом как проблема не существует. Практика внешняя для субъекта и пассивна. Для прагматизма, напротив, существует только выгода субъекта: можно знание приспособить для своей пользы (например, по-лучения прибыли) – оно истинно.

Нельзя – ложно.

Материалистическая диалектика не отрицает верифи-кации, но соединяет ее с исторически изменяющейся вследствие общественной деятельности человека прак-тикой, что позволяет преодолеть ловушку не-изменчивости изучаемых законов. Если для физики очевидна не-изменчивость закона Ома, то для соци-альных наук, признающих историзм своего предмета, принципиально важно понимание качественной изменчи-вости самого общественного бытия, причем изменчиво-сти вследствие действий Человека общественного.

Точно так же материалистическая диалектика не от-рицает проблемы использования теоретических резуль-татов в практике, но в отличие от прагматизма она ставит эту проблему не как утилитарно-ограниченную, не как проблему выгоды для определнного ограничен-ного субъекта (отдельного предпринимателя или даже общественного класса – будь то буржуазия или проле-тариат), а как проблему практики Общественного Че-ловека, человека как родового существа (Маркс, Лу-кач). В этом случае только и появляется возможность отделить «малые факты», исторически-ограниченные формы общественного бытия, его видимость (прежде всего – превратные формы) от «больших фактов» исто-рического прогресса, его закономерностей (лежащих на уровне сущности, содержания). Утилитарная выгода локальных субъектов и логика деятельности «родового человека» – вот та практика, которая неизбежно раз-личает превратные формы общественного бытия, ис-пользуемые прагматизмом, и его закономерно-содержательную сторону, познаваемую и используемую субъектом исторического творчества. Другое дело, что в конкретных исторических условиях роль такого субъекта берет на себя тот или иной общественный слой; в частности, в условиях заката докапиталисти-ческих обществ и рождения буржуазных эту миссию на себя брало т.н. «третье сословие).

(Apropos замечу: если для метафизического марксизма неслу-чайно критерий истины лежит в русле верификации, а проблема революционной общественной практики, как правило, выносится за скобки теоретической работы, то для радикально-прагматичного марксизма, наобо-рот, выгода локального субъекта, становясь критери-ем истины, служит оправданием крайнего субъективиз-ма вплоть до бланкизма или сталинизма).

Таково отношение к проблеме теории и практики в материали-стической диалектике.

Здесь процесс продвижения к истины (позволю себе образное сравнение) .подобен использованию некой карты постоянно меняющейся ме-стности путешественником, который при этом знает некоторые закономерности процессов, вызывающих под-вижки исследуемого им пространства.

Общественные системы столь сложны и многообразны (в них действуют, накладываясь друг на друга, зако-ны самых различных сфер человеческой жизни плюс за-кономерности, свойственные для био-гео-сферы, плюс субъективный фактор), что любая теоретическая «кар-та» лишь относительно помогает в продвижении по этой «территории». Но чем точнее эта карта и чем полнее знание о законах, изменяющих местность, тем легче идти путешественнику. И обратно: чем активнее путешественник исследует территорию, тем точнее карта. Так же и с познанием социальных процессов: чем более изучены общественные связи в их целостно-сти и взаимосвязи, тем более эффективна обществен-ная практика. И обратно: чем активнее социально-практическая деятельность общественного познающего субъекта, тем полнее наше знание о социальных про-цессах.

При этом получить некое однозначное, используемое наподобие инструкции к стиральной ма-шине, знание о названных выше классах сложных сис-тем вообще нельзя. Они слишком сложны и динамичны. Правила математики и позитивного исследования здесь «не работают» так же, как не работают «правила» Ньютона в области квантовой физики. Здесь «работа-ет» только названная выше модель постоянной взаим-ной коррекции-развития теории и практики.

Как именно «устроена» эта модель в принципе известно из классических работ по проблемам метода восхождения от абстрактного к конкретному, диалектического со-отношения исторического и логического и т.п. Очень коротко и потому предельно примитивно мы упомянули об этой модели в предыдущей статье цикла (впрочем, читатель, критикующий диалектику, мы уверены, хоро-шо знаком с фундаментальными исследованиями по диа-лектической логике – от «Науки логики» Гегеля до «Диалектической логики» Ильенкова и потому не нуж-дается в наших разъяснениях).

А теперь еще од-но следствие из приведенных выше соображений: ис-пользование для описания названных выше классов систем теоретических диалектических моделей будет всегда приводить к неоднозначным результатам, суще-ственно зависящим от внешних факторов (взаимодейст-вия данной системы с другими) и субъективных пара-метров (деятельности общественного субъекта).

Это следствие еще более усиливает ощущение не научности названных выше методологических построений. Однако это не так: это просто другой класс систем с други-ми критериями истинности знаний о них.

Когда-то «здравый смысл», на который очень любят ссылать-ся критики диалектики, отказывался понимать феномен бесконечно больших и бесконечно малых величин. С точки зрения арифметика здесь нет «точных» понятий (нет числа, равного такой величине, следовательно, для арифметики эта величина – нонсенс). Точно так же для сложных развивающихся социальных систем нет «фактов» (чисел), есть процессы практики (неопреде-ленные, бесконечные открытые «величины»). Конкрет-ное эмпирическое «значение» (набор фактов) одной и той же по своей природе практики может быть принци-пиально различным; более того, одно и то же «значе-ние» (набор фактов) может характеризовать совершен-но различные (иногда качественно противоположные) практики. Критерием истины при исследовании диалек-тических систем становятся всякий раз различные конкретно-всеобщие соединения фактов в систему, имеющую особое системное качество, соединение, об-разующее конкретно-всеобщее единство .

И это не абсолютный релятивизм, а строгий критерий: если в объективной реальности сложилось конктерно-всеобщее единство феноменов практики, которые адек-ватно описываются совокупностью теоретических пред-ставлений об этой практике, то данные научные по-строения верны. Точнее, они верны в той мере, в ка-кой они практике соответствуют (а это соответствие всегда будет не полным; так, даже в механике любые испытания, скажем, нового самолета всегда потребуют коррекции теоретической модели).

Здесь мы «ме-жду прочим» находим ответ и на известное критиче-ское замечание о том, что диалектический метод вы-ведения категорий сам по себе не показывает меха-низма перехода от одной категории к другой. Этой замечание справедливо, но только при условии, что исследователь-диалектик остается исключительно в пространстве чистой логики. Если же он материали-стически исследует практику, то, получив теоретиче-скую картину противоречия новой категории, он нахо-дит одновременно и некое абстрактно-теоретическое представление о том, как именно это противоречие может быть (но не обязательно будет) снято в новой категории.

Дальнейшее продвижение по дороге познания диалектика-материалиста состоит в том, что он обращается к практике, к действительному истори-ческому процессу развития системы и ищет там под-тверждение или опровержение своей теоретической ги-потезы. И если на практике этот переход осуществля-ется так, как этого «требует» логика снятия проти-воречий, то это означает правомерность данного тео-ретического шага. Если же нет, исследователь должен возвращаться к своему теоретическому исследованию и искать в нем ошибки. Кстати, наличие теоретической гипотезы в данном случае становится важнейшим инст-рументом для того, чтобы понять, что именно и как именно нужно и можно искать в практике, подобно то-му, как единственно при помощи телескопа и матема-тических расчетов можно искать на небе новую, еще не открытую звезду.

Впрочем, здесь возможен и известный вариант, когда ошибка может состоять не в теоретической модели, а в не верно выбранном поле явлений и свидетельств жизни: это может быть «не та практика» (практика, относящаяся к другому классу предметов или явлений, нежели тот, что мы исследу-ем) или не так увиденная практика (наиболее типич-ный здесь пример – миражи превращенных форм, кото-рые иной исследователь принимает за содержание дей-ствительных процессов). Так возникает новый импульс исследований (этот процесс подобен бесконечным экс-периментам естествоиспытателей, у которых не удает-ся очередной опыт, а причина этого неизвестна: то ли теория не верна, то ли не учтены какие-то внеш-ние влияния, то ли лаборант уснул не вовре-мя...).

В результате перед нами открылась по-следняя и самая сложная проблема: понять, что такое общественная практика в отличие от набора фактов. Опять-таки не буду пытаться в нескольких строках открывать заново велосипед: эта категория давно и достаточно полно раскрыта творческим марксизмом и в СССР , и за рубежом (школа «праксис» середины про-шлого века хорошо известна). Укажу лишь на то, что практика есть не факт (факты) в их «в-себе» и «для-себя-бытии», а деятельность общественного субъекта, изменяющего общественные реалии в соответствие с теми или иными более или менее истинными представ-лениями о ней.

Так, например, у великих мыс-лителей Ренессанса и Просвещения были некие (в ос-нове своей до сих пор актуальные, особенно для Рос-сии нового века) представления о том, почему обще-ственная система, основанная на внеэкономическом принуждении, личной зависимости, сословно-социальном неравенстве устарела и должна уступить место новому обществу, в центре которого будет сто-ять лично свободный индивид. И эта теоретическая модель доказала свою истинность в чреде буржуазных преобразований в Европе и Америке.

При этом, однако, в большинстве стран Азии и Африки ситуация сложилась несколько иначе (хотя и там товарное про-изводство, деньги, капитал и даже по преимуществу рациональный экономический человек пробили себе до-рогу сквозь тьму «обстоятельств»). И это потребова-ло существенных коррекций в теории – коррекций, ко-торые до сих пор так и не завершены.

В этом пункте мы вновь сталкиваемся с проблемой «гносеоло-гической гордыни» познающего реальность и преобра-зующего ее диалектика. И критика этой гордыни, ставшая особенно активной после распада СССР, как правило, указывает на факт поражения «социалистиче-ского проекта» как главное свидетельство неправо-мерности диалектико-материалистических теоретиче-ских конструкций и «экспериментов» по их практиче-скому воплощению. Ответы на эту критику могут быть разными и большая часть из них хорошо известна, хо-тя и активно замалчивается.

Так, автор этих строк уже не раз указывал, что «реальный социализм» в СССР и других странах т.н. «Мировой социалистиче-ской системы» был неизбежной мутацией общеисториче-ской линии генезиса «царства свободы» , а его кри-зис, предсказывавшийся критическим марксизмом (из-вестна критика советской практики Розой Люксембург, Антонио Грамши, Львом Троцким; последний незадолго до того, как его убили, прямо предсказал грядущую трансформацию власти бюрократии во власть капита-ла ), был неизбежен. Именно диалектико-материалистические критерии выделения «логики» ис-тории в отличие от ее зигзагов позволили нам пока-зать, почему и в какой мере наша практика неизбежно включала в себя элементы продвижения по пути к «царству свободы», почему и в какой мере – их мута-ции.

И в этом мы принципиально были и остаем-ся отличны и от догматического (сталинско-сусловского) марксизма с его пародией на диалекти-ку, и от позитивистки-прагматичного антикоммунизма: и те, и другие доказывали, что СССР – именно социа-листическая (в терминологии советологов – «коммуни-стическая») система. Первые – потому, что так веле-ла догма. Вторые – потому, что об этом свидетельст-вовали факты – факты самоназвания этой системы. От-личить же видимость, превращенные формы, «наведен-ные» как морок на нашу реальность политико-пропагандистской машиной, от содержания действи-тельной общественной практики, для которой были ха-рактерны не более чем ростки нового общества и де-формации социалистических отношений, ни те, ни дру-гие не могут.

Что же до фундаментального про-гноза марксизма о тенденции снятия частной собст-венности, рынка и необходимости свободного всесто-роннего развития личности, то они-то как раз в главном подтверждаются практикой последних эпох . Подтверждаются даже такие теоретические положения, как тенденция относительного обнищания пролетариа-та, которую применительно к последнему столетию я бы уточнил следующим образом: при прочих равных ус-ловиях тенденция к социальной поляризации тем силь-нее, чем больше в обществе развиваются собственно капиталистические начала; и, напротив, чем слабее капиталистические начала и сильнее социальное огра-ничение капитала (ростки социализма), тем менее проявляет себя тенденция к социальной поляризации.

Последний пример, кстати, показывает отличие практики как конкретно-всеобщего от суммы внешне, формально собранных воедино фактов. С точки зрения фактов как таковых в ХХ веке закон роста относи-тельного обнищания пролетариата не действовал, ибо разрыв доходов беднейших и богатейших групп насед-ления сокращался. С точки же зрения практики ситуа-ция была иной.

Столкнувшийся с фактом сниже-ния социальной поляризации исследователь-диалектик, в отличие от своего собрата-прагматика, воспринял это противоречие не просто как свидетельство непра-вомерности теории (а с тем, что старая теоретиче-ская формула уже недостаточна, диалектик согласился сразу же), но как теоретико-практическую проблему. Диалектик задал вопрос: почему противоречие наемно-го труда и капитала не вызывает более роста поляри-зации? Теория капиталистического способа производ-ства открывала два возможных ответа на этот вопрос. Первый: капитал и наемный труд качественно изменили свою природу. Второй: в рамках этой системы появи-лись процессы, отрицающие ее собственную внутреннюю логику.

Поставив проблему так, критический марксизм обратился к исследованию практики и нашел, что там на самом деле происходит развитие процес-сов, отрицающих внутреннюю логику капитала: под влиянием мощных тенденций социализации, порожденных достаточно подробно исследованными марксизмом про-тиворечиями капитализма, в ХХ веке начался процесс существенного перераспределения общественного бо-гатства (социал-демократическая политика социальных трансфертов, прогрессивный подоходный налог, «со-циалистическая» по своей природе модель бесплатного общедоступного образования и здравоохранения и т.п. ). Кроме того, под влиянием развития всеобще-го творческого труда (процесс опять же теоретически выведенный Марксом) капитал и наемный труд действи-тельно стали несколько изменять свою природу. Так, обратившись к практике (целостно, в историческом контексте, с учетом качественных трансформаций по-нятым и обобщенным фактам) марксизм смог сделать один из шагов от «Капитала» позапрошлого века к «Капиталу» современной эпохи.

Существенно, что многообразие практик и теорий в общественной жизни особенно типично для периодов трансформаций – эпох становления новой системы и отмирания старой. В этот период объективная социальная детерминация об-щественных процессов ослабевает (старые уже, а но-вые еще слабо влияют на человека и его деятель-ность), что приводит к росту влияния субъективных параметров и многообразию возможных сценариев эво-люции. В периоды же «стабильности» складывается большая однозначность и практик, и теорий (как пра-вило, представляющих основные социальные силы дан-ной системы).

«Но где же здесь истина? Где же позитивное знание? Где однозначность науки?» – спросит ученый-позитивист и... будет прав.

Той науки и истинности, к которой он привык, здесь нет и быть не может. И потому для него здесь вообще нет науки. Так же как в области бесконечно больших и малых величин нет науки для того, кто не хочет знать ничего, кроме арифметики: ведь названные ве-личины нельзя ни складывать, ни вычитать, ни де-лить, ни умножать друг на друга. Но здесь есть нау-ка для диалектика-обществоведа, ибо здесь есть строгие методы выведения категорий путем восхожде-ния абстрактного к конкретному при постоянном соот-несении теорико-логического процесса с исторической практикой во всем ее многообразии и целостности. И если в результате главенствующей, наиболее часто воспроизводимой на протяжении десятилетий (а то и столетий) практикой окажется именно то, что было предсказано теоретически, то можно будет признать эту теорию истинной в той мере, в какой она под-тверждена данной практикой.

Еще раз подчеркну в заключение: диалектический метод гораздо сложнее, чем любой набор позитивных «инструкций». Более то-го, и он сам, и его результаты никогда не могут быть применены шаблонно. Стандартно действующий по раз и на всегда заданному алгоритму «профессионал» использовать диалектический метод не может в прин-ципе. Диалектика «закрыта» для не-творческого мыш-ления и практики. Она всегда требует творческого соотнесения уже имеющейся и всегда не завершенной, не-до-конца истинной, только в определенной мере доказанной теории с постоянно изменяющейся, всегда уже (или еще) не совсем такой, как в теории, прак-тикой. И потому применяющий на практике диалектику общественный субъект должен всякий раз быть (а) творческим практиком, понимающим всякий раз в какой мере (всегда не «100%-й»), насколько эта теория применима в данном конкретном случае и одновременно (б) творцом-теоретиком, корректирующим и развиваю-щим теорию, исходя из данной ему практики.

Точно так же и теоретик-диалектик должен всякий раз соотносить свои разработки с изменчивой общест-венной практикой, включаясь в нее как не-посторонний-социально-творческий-субъект и только на этой основе делая теоретические выводы.

Вот почему мы выше сделали вывод, что такое творчески-деятельное, общественно-включенное для теоретика и креативно-теоретически-ориентированное для практика бытие невозможно для современного профессионала-позитивиста, который в большинстве своем нацелен на профессионально-грамотное совершенствование инст-рукций, которые затем будут точно применяться.

В качестве небольшого отступления замечу: великие практики, реализующие интересы не только труда, но и капитала, всегда достаточно диалектичны: они ло-вят качественные изменения мира и строят свою дея-тельность вопреки старому позитивному знанию, ори-ентируя себя на решение принципиально невозможных задач: скажем, почти полную монополизацию всеобщей всемирной и самой востребованной новой технологии – программного обеспечения.

Последняя причина дополняет ту совокупность моментов, которые и вызы-вают к жизни господство методологии позитивизма и прагматизма, а именно – доминирование в современном обществе «дискурсов», далеких от социально-творческого преобразования мира и характерных для профессионала-конформиста. Это касается и тех, кто в сегодняшнем мире в принципе должен быть заинтере-сован в поиске альтернатив, и тех, кто озабочен развитием и укреплением основ капитала. Первые ныне в большинстве своем далеки от поиска «больших нар-ративов», не ориентированы на формирование качест-венных альтернатив капиталу. Свою оппозиционность они сводят к развитию т.н. «мультикультурализма», скрывающего приспособление к тотальной власти рынка и капитала .

Вторые еще менее креативны. Ка-питал становится все менее творческой в социальном отношении силой, тяготея к профессионализму и со-хранению существующих форм в экономике («рыночный фундаментализм»), консерватизму в политике, не-талантливости в культуре (неслучайность господства масс-культуры). Отсюда и не-диалектичность, узкий прагматизм, а то и тотальный постмодернистский не-гативизм большинства теоретиков современной эпохи. Диалектика вредна конформистам, она им мешает жить .

Господствующая же ныне социальная система активно этот конформизм насаждает...

В своей критике позитивизма и прагматизма автор, од-нако, увлекшись, «забыл» о позитивной стороне этой методологии, отмечая ее лишь попутно и как-то мель-ком. Сейчас самое время исправить эту оплошность.

Дело в том, что для значительной части уче-ных, активно использовавших диалектический метод (в том числе, будем самокритичны, и для автора этого текста) была характерна довольно опасная болезнь пренебрежения исследованием практики при чрезмерном увлечении конструированием диалектических систем категорий – своеобразной «игрой в бисер», оторван-ной от реалий и потому чреватой фундаментальными ошибками.

Причин для этого много.

Одни из них были объективны – в рамках советской системы с ее подменой практики идеологизированными догмами, честный исследователь масштабных социальных процес-сов попросту прятался в голое теоретическое конст-руирование, ибо это была едва ли не единственная ниша, где он мог работать легально и не лгать. И эта причина во многом извиняет абстрактность теоре-тических работ диалектиков советской поры.

Другая причина – уже не извинительная – это стремление противопоставить себя узко-прагматическим работам как господствующей тенденции новейшего времени вкупе с привычкой к методологии абстрактного конструирования категорий, инерция мышления и способностей. Она типична для ряда пост-советских диалектиков.

В результате отрицание позитивизма и прагматизма у нас зачастую станови-лось зряшным, внешним.

Действительное диалек-тическое исследование должно и может быть безуслов-но практичным (но не прагматичным), что известно со времен Маркса и активно повторялось автором на про-тяжении всего этого текста. И исходный пункт иссле-дования, и каждый его новый логический этап в вос-хождении от абстрактного к конкретному начинается и заканчивается для материалиста-диалектика исследо-ванием монбланов фактов, в которых мы ищем сначала предельную абстракцию, задающую границы и качество исследуемой нами системы, а затем подтверждение или опровержение (чаще всего – коррекцию) очередного шага в теоретическом восхождении к конкретному. И в этом наша работа сродни тому, что делает аккуратный не ангажированный на апологетику господствующей системы (будь то «развитой социализм» или поздний капитализм) ученый-позитивист.

Более того, значительная часть таких позитивных исследований не-диалектиков может лечь и ложится в основу по-строения диалектических систем категорий. При этом, однако, нарочито повторяясь, подчеркну: наша задача не просто анализ и систематизация разрозненных фак-тов, но их критическое осмысление как элементов практики и не самих по себе, но в контексте и во взаимосопоставлении этой практики и теории (системы категорий). Вот почему диалектика не только воспро-изводит, но и отрицает позитивизм. В то же время, отрывающимся зачастую от эмпирии диалектикам надо помнить и противоположную тезу: диалектика должна не только отрицать, но и воспроизводить достижения позитивных исследований.

Итак, диалектический метод позволяет не только выделять функциональные закономерности (поддающиеся математическому модели-рованию, которое в своих развитых версиях весьма диалектично…), но и сущностные противоречия, позво-ляя различать «то, что кажется» [обывателю и его ученому апологету] и то, «что есть на самом деле», а так же показывать их взаимопереход.

Тем са-мым этот метод позволяет сделать акцент на вопросах основ, сущности, причин и следствий тех или иных процессов, задавая вопросы не только о том, как, например, устроены процессы глобализации, но и ка-кими противоречиями они вызваны. Он позволяет раз-личить объективную необходимость развития глобаль-ных постиндустриальных технологий и диалога культур – с одной стороны, и их исторические, антагонисти-ческие формы (неолиберальная экономическая полити-ка, «столкновение цивилизаций» и т.п.) – с дру-гой.

Здесь мы вплотную подходим к уже не раз ставившейся выше проблеме превращенных форм как господствующих в современном мире социальных фено-менов. Одна из важнейших и актуальнейших задач диа-лектического исследования как раз и состоит в раз-личении этих форм и действительного содержания, за ними скрытого. При этом любой нормальный позити-вист, естественно, задаст диалектику вопрос: а от-куда Вы, собственно, взяли, что здесь есть некое превращение? Смотрите на факты и не мудрствуйте лу-каво.

Для того, чтобы ответить на эту очень распространенную критику потребуется чуть подробнее рассмотреть названную выше проблему.

Диалектика: как увидеть содержание в мире мороков и превращенных форм

Выделение превращенных форм, создающих видимость иного, чем действитель-ное, содержания – это одна из наиболее сложных и трудно воспринимаемых проблем использования диалек-тического метода. Более того, это тот аспект, кото-рый не часто способны реализовывать в своих иссле-дованиях даже те, кто стремится сознательно исполь-зовать диалектический метод. Причина этого как в сложности самой методологии, так и в боязни иссле-дователей отказаться от привычки следовать «здраво-му смыслу». В условиях, «здравосмысленно-обывательской» практики рынка, «общества потребле-ния» и «общества профессионалов» для того, чтобы заявлять: действительные содержательные процессы протекают совсем не так, как это видится подавляю-щему большинству «акторов» социального процесса, исследователь должен обладать немалым мужеством, способностью преодолеть укоренившуюся в обществе (в том числе, в научном сообществе) боязнь «плыть про-тив течения». Это особенно сложно в мире, где все факты общественного бытия вопиют, что «плывущий против течения» ученый не прав, что все обстоит именно так, как видит обыватель, а не так, как по-казывает диалектическое исследование, различающее содержание и превращенные формы.

В самом де-ле, ведь каждому хорошо известно из непосредствен-ного опыта, что Земля – плоская, а Солнце вращается вокруг Земли. Не верите, что это очевидно? А вот каких-то пятьсот лет назад (а в России так и сто лет назад) подавляющее большинство жителей было уверено, что дело обстоит именно так. Почему? Да потому, что их каждодневная практика – практика крестьянина, ведшего по преимуществу натуральное хозяйство – доказывала это ежедневно и ежечасно. И попытки Коперника и Галилея доказать нечто противо-положное оставались и остаются втуне для тех, кто живет в плоском мире локальной общинной жизни.

А теперь попробуем рассмотреть эту проблему чуть подробнее. Само имя этих форм говорит о том, что эти они что-то «превращают» [в нечто иное]. Другой перевод – «превратные формы» – еще жестче: это фор-мы, которые есть нечто иное, чем действительность, нечто превратное, как бы «наведенное» (подобно мо-року, который в сказке наводит колдун). Смысл этой категории диалектической логики состоит в том, что в определенных социальных условиях содержание обще-ственных процессов таково, что оно объективно и не-избежно являет себя на поверхности в виде феноменов (этих самых преврат[щен]ных форм), создающих види-мость иного, чем действительное содержание. Эти предварительные ремарки позволяют нам дать первый намек на возможное определение: превращенные формы – это феномены («факты») мира отчуждения, отношения которого «выворачивают на изнанку», «переворачивают вверх тормашками» действительную общественную прак-тику.

Примеры таких форм хорошо известны из «Капитала» К.Маркса. Это, прежде всего феномен то-варного, денежного фетишизма, создающего видимость того, что товар и деньги есть высшая ценность чело-веческого сообщества и нечто, определяющее жизнь человека . Весь мир товарных отношений доказывает, что это именно так, хотя на самом деле деньги и то-вары – это не более, чем одна из специфических ис-торически ограниченных форм экономического богатст-ва.

Другая категория – заработная плата. Она неслучайно создает видимость того, что это – плата за труд. Между тем, труд – это процесс, который сам по себе не продается и не покупается. Продается и покупается товар «рабочая сила», стоимость которого принципиально отлична (меньше), чем та стоимость, которую создает труд наемного работника. Точно так же превращенной формой является категория «при-быль», которая в марксистской системе категорий создает опять же таки объективную видимость того, что «избыток» (прибавочная стоимость) создается всем капиталом, а не только трудом наемного работ-ника, рабочая сила которого покупается за часть ка-питала («переменный капитал»).

Впрочем, эти примеры говорят что-то только тем, кто хорошо зна-ком с марксистской политико-экономической теорией. Ниже я приведу другой, более простой пример. Пред-ставим себе базарную площадь, на которой танцует барыню косолапый медведь и ряженая баба. Доверчивый крестьянин удивляется тому, что медведь танцует лучше бабы и радостно хлопает в ладоши. Чуть более внимательный и менее пьяный посетитель базара, од-нако, заметит, что медведь-то на самом деле не мед-ведь, а мужик, напяливший на себя шкуру этого зве-ря; а вот баба, напротив, наряженный в цветастое платье медведь, которого научили танцевать под дуд-ку. И в первом, и во втором случае перед нами про-стейшие примеры превращенных форм. Неискушенным по-сетителям базара кажется то, что есть на самом деле (замечу: последнее так же есть одно из определений превращенной формы: она существует там и тогда, где и когда кажется то, что есть на самом деле). Кажет-ся, что хорошо танцует медведь. И в рамках базарно-го мира все так и есть: тот, кто надел медвежью шкуру, действительно, хорошо танцует. Отсюда «наве-денное» содержание – медведи танцуют лучше баб; му-жики счастливы и платят деньги. Но эта правда ба-зарного мира есть не более чем видимость, превра-щенная форма («настоящее», не наведенное содержание состоит в том, что человек танцует лучше медведя, хотя факты базарной жизни доказывают обратное).

Этот простейший пример указывает на первый серь-езный шаг в понимании природы превратных форм: в той мере, в какой мы остаемся в рамках общественных процессов, вызвавших к жизни эти превращенные формы (на базаре – в нашем примере), «наведенное» содер-жание остается единственно реальным. Это содержание имеет весьма специфическую природу. Оно существует не как таковое, не как содержание некоторого реаль-ного феномена (мужик и медведь, танцующие на площа-ди), а только как следствие доминирования превра-щенных форм. «Нормальная» связь между содержанием (оно первично) и формой (она вторична, хотя и ока-зывает на первое обратное влияние) в случае с пре-вращенными формами и «наведенным» содержанием «пе-реворачивается»; последнее не просто порождается формой, оно порождается единственно формой и вне этого порождения не существует (медведь танцует лучше бабы только потому, что это видимость, «наве-денная» на зрителей костюмами, надетыми на мужика и зверя). Само же это «наведение», вызывающее перево-рачивание действительного содержания, порождено той системой, в которой единственно и живет эта форма и это содержание – системой базарного представле-ния.

Эмпирические феномены, факты базарной жизни доказывают только одно: есть формы, которые выглядят «обычными» (танцуют обычная баба и обычный медведь), есть содержание, подтверждаемое фактами (хорошо танцующий медведь и плохо танцующая баба), есть закономерности их соотношения (медведь танцует лучше бабы). Проникнуть в то, что здесь произошло превращение, переворачивание действительного содер-жания и «наведение» видимостного, порожденного гос-подством превращенных форм, можно только одним пу-тем – путем диалектического исследования парадокса (медведь танцует лучше бабы). Это исследование предполагает рассмотрение данного парадокса как не факта, который подлежит фиксации (прагматизм), или, в лучшем случае, обобщению, выделяющему некоторые функциональные связи (позитивизм, математическое моделирование), а как открытой проблемы, которую предстоит «разложить по полочкам».

Начать этот процесс следует с исследования того, что при-знать факт не догмой, а формой, которая может пере-ворачивать (а может и адекватно отображать – иссле-дователю предстоит еще в этом разобраться) некото-рое содержание. Далее следует исследовать, какое именно содержание скрыто за данной формой. Для это-го необходимо понять, что кажущееся содержание (ба-ба танцует плохо, медведь – хорошо) может быть лож-но. Ложно оно или нет, можно понять только при ус-ловии системного историко-логического подхода, ко-торый покажет границы той системы, в рамках которой единственно и существуют данные превращенные формы и «наведенное» содержание.

Так, вне системы «базар» артист, снявший медвежью шкуру, конечно же, умеет плясать лучше медведя, а избавившийся от тря-пок зверь мечтает побегать в лесу, а не мучиться, изображая танец. Точно так же рабочая сила не была товаром, не продавалась и не порождала превращенной формы заработной платы в условиях не-капиталистической экономики.

Поэтому, введя понятие качественных (исторических и теоретических) границ системы, ее системного качества, мы, выводя некоторый феномен за границы той системы, в которой он имеет исключительно превращенную форму, можем показать, как данный феномен «снимает» с себя тот «морок», который «наводит» на него создающая пре-вращенные формы система. При этом, правда, следует иметь в виду, что выходя за рамки данной системы мы попадем в рамки другой системы, где, скорее всего, так же будут царить превращенные формы и мы вместо одного морока получим другой. Впрочем, сравнение этих мороков может показать, что это именно превра-щенные формы и ни что иное.

Доказательством же того, что исследователь показал именно превра-щенность форм, раскрыл действительное содержание, которое скрыто за наведенным содержанием, может быть только общественная практика, которая снимает мороки, революционизируя действительность и очищая ее от превращенных форм.

Здесь, однако, следу-ет еще раз вернуться к сделанной выше в примечании оговорке: даже в мире отчуждения далеко не все эм-пирически данные феномены есть формы и далеко не все формы являются превращенными. Почему, как и ко-гда возникают превращенные формы?

Самое инте-ресное, что в известных мне работах по диалектиче-ской логике этот вопрос не рассматривается специ-ально. В этой связи могу предложить лишь некоторую гипотезу ответа на этот вопрос.

В самом общем виде причиной возникновения превращенных форм явля-ются отношения отчуждения, которые делают мир объ-ективных общественных отношений неподвластным инди-виду, «закрытым» для него, господствующим над ним. В результате субъект в этой системе оказывается в конечном итоге марионеткой неких внешних, над ним стоящих и ему не понятных общественных сил (только включенный в практику социального творчества, «плы-вущий против течения» субъект обретает способность познавать эти силы и противостоять им). Господство отчуждения – это необходимое, но не достаточное ус-ловие превращенности форм.

Чтобы найти доста-точное условие нужно сделать еще один шаг. Диалек-тическая система и отражающие ее категории, как мы уже отметили, в своем развитии проходит ряд этапов. В самом грубом приближении это этапы становления, развития на собственной основе вплоть до достижения системой зрелости и заката (в «Науке Логики» Гегеля некоторой параллелью им могут быть «Бытие» и «Сущ-ность»; заката у Гегеля нет: в III томе у него по-является субъективный дух). Для первого этапа ста-новления системы характерна адекватность внутри-себя-бытия и наличного бытия (то, что можно с неко-торым упрощением назвать содержанием и формой), ибо здесь система отчужденных отношений, возникая в борьбе против «старой», регрессивной системы, явля-ется тем общественным образованием, где обществен-ные формы должны давать и дают простор для развития производительных сил, человека (к проблеме возмож-ной не-прогрессивности мутирующей от рождения и по-тому и в исходном пункте имеющей превращенные формы системы мы еще вернемся). Такое прогрессивное раз-витие системы невозможно, если формы не адекватны содержанию хотя бы относительно: форма всегда не-сколько «изменяет» содержание. Более того, задачи прогресса общественная система может решать только при помощи адекватной ее природе активной преобра-зовательной деятельности общественного субъекта. Человеческое общество устроено так, что новую обще-ственную систему всегда творит некий социальный субъект, делающий это более или менее сознательно, но – главное – в общем и целом адекватно объектив-ным законам становления этой новой системы. Это еще одна причина объективной необходимости хотя бы от-носительно адекватных содержанию форм проявления общественных связей, в которые включен революциони-зирующий общественную практику субъект.

При этом, однако, те системы, в которых господствуют отношения отчуждения, с момента своего рождения со-держат в себе определенную фетишизацию объективных процессов. Эта фетишизация является, как уже было отмечено, предпосылкой возникновения превратных форм, но не ими как таковыми. Разница здесь в нюан-сах, но существенных. Фетишизм (наиболее известный пример – товарный фетишизм) характеризует «всего лишь» систему общественных отношений, в которых внешние объективные силы (например, товары) господ-ствуют над человеком. Здесь есть элемент превратно-сти, характерный для всего мира отчуждения в целом: человек, творец истории, в этом мире выступает как марионетка внешних объективных сил. Но сами отноше-ния здесь могут иметь адекватные, а не превратные формы (пример – форма стоимости). И лишь затем «обычные», адекватные отчужденному (от человека как творца истории) содержанию формы начинают превра-щаться в превратные – искажающие даже это, отчуж-денное, но действительное содержание и создающие видимость наличия иного, «наведенного» содержания. Так, например, над действительным содержанием спе-цифического для капитализма отношения экономическо-го отчуждения – создания прибавочной стоимости на-емным трудом и присвоение ее капиталом – на стадии зрелости этой системы (ее воспроизводства на собст-венной основе) «надстраиваются превратные формы за-работной платы и прибыли, создающие видимость иного содержания – создания трудом зарплаты, а капиталом – прибыли.

На стадии же достижения системой своей зрелости и особенно на стадии заката она на-чинает активно генерировать именно превращенные формы, которые становятся важнейшим средством само-сохранения системы, механизмом торможения прогресса (с момента достижения зрелости прогресс ведет ко скорейшей гибели системы, ее переходу в новое каче-ство). Они канализируют субъектную деятельность в русло «защиты» существующего общественного образо-вания. В этом смысле мы можем сказать, что превра-щенными являются те формы, которые способствуют са-мосохранению ставших реакционными отчужденных обще-ственных отношений, создают видимость продолжающей-ся прогрессивности системы, формируют «наведенное» содержание, указывающее на то, что эта система (объективно! Здесь кажется то, что есть на самом деле) является как бы прогрессивной и тем самым на-правляют деятельность общественных субъектов (инди-видов, социальных и политических сил, их идеологов и даже теоретиков-интеллектуалов) в русло превра-щенных целей и действий, служащих не скорейшему разрушению системы (т.е. прогрессу), а ее самосо-хранению (т.е. регрессу). Превращенные формы, тем самым, выступают как своего рода «социальный реф-лекс» самосохранения социальной системы, вступившей в стадию зрелости.

При этом, однако, те сис-темы, в которых господствуют отношения отчуждения, с момента своего рождения содержат в себе опреде-ленную фетишизацию объективных процессов. Эта фети-шизация является, как уже было отмечено, предпосыл-кой возникновения превратных форм, но не ими как таковыми. Разница здесь в нюансах, но существенных. Фетишизм (наиболее известный пример – товарный фе-тишизм) характеризует «всего лишь» систему общест-венных отношений, в которых внешние объективные си-лы (например, товары) господствуют над человеком. Здесь есть элемент превратности, характерный для всего мира отчуждения в целом: человек, творец ис-тории, в этом мире выступает как марионетка внешних объективных сил. Но сами отношения здесь могут иметь адекватные, а не превратные формы (пример – форма стоимости). И лишь затем «обычные», адекват-ные отчужденному (от человека как творца истории) содержанию формы начинают превращаться в превратные – искажающие даже это, отчужденное, но действитель-ное содержание и создающие видимость наличия иного, «наведенного» содержания. Так, например, над дейст-вительным содержанием специфического для капитализ-ма отношения экономического отчуждения – создания прибавочной стоимости наемным трудом и присвоение ее капиталом – на стадии зрелости этой системы (ее воспроизводства на собственной основе) «надстраива-ются превратные формы заработной платы и прибыли, создающие видимость иного содержания – создания трудом зарплаты, а капиталом – прибыли.

В этом описании автор, невольно, представил объективные процессы как некоего димиурга, едва ли не созна-тельно выбирающего себе те или иные формы. Так мне было проще изложить гипотезу, сделать ее более по-нятной. В действительности объективная связь форм и содержания является несколько иной: в той мере, в какой общественная система находится на восходящей стадии своего развития, в ней общественные формы способствуют прогрессу производительных сил, чело-века и т.п. и потому производят формы, адекватные своему содержанию. Адекватность форм, их не-превращенность является важным фактором успешности социального прогресса системы. И, напротив, в той мере, в какой общественные отношения становятся регрессивными (т.е. тормозят рост общественной про-изводительности труда и развитие человеческих ка-честв или уводят его со «столбовой дороги», откло-няют от оптимальной траектории прогресса, критерием которого, повторю, является мера свободного всесто-роннего развития личности), они неизбежно вызывают к жизни именно превращенные формы.

Если в первом случае объективный процесс становления сис-темы в силу некоторых обстоятельств породит неадек-ватные, превращенные общественные формы, то система «собьется с пути», уйдет со «столбовой дороги», му-тирует (типичный пример – генезис мутантных форм социализма в СССР, о чем я многократно писал ра-нее).

Во втором случае, на этапе заката, дей-ствует обратная связь: в той мере, в какой система под воздействием прогрессивных общественных сил бу-дет развиваться по оптимальной траектории, то есть идти прямо и непосредственно к новому обществу, ища путь скорейшего и наименее болезненного самотранс-формирования в новое качество, в этой мере и на стадии заката для нее будет характерно наименьшее развитие превращенных форм. Если же она будет в си-лу своей объективной внутренней логики и при помощи консервативных общественных сил стремиться к само-сохранению, то она будет генерировать все более и более сложные и масштабные превращенные формы, вы-ступающие своего рода самозащитой умирающей систе-мы. Превращенные формы, тем самым, выступают в ка-честве одного из важных механизмов, помогающих ка-муфлировать процесс ее заката, противостоять субъ-ектной деятельности по разрушению старой системы, гасящих ее и, напротив, интенсифицирующих субъект-ную деятельность по самосохранению старой систе-мы.

Как именно действует этот «рефлекс» само-сохранения социальной системы, как здесь сопрягают-ся объективное и субъективное начала – интересней-ший вопрос, который пока останется без ответа.

Превращенные формы, развиваясь преимущественно в период, когда система обретает зрелость и начинает воспроизводиться на собственной основе, а так же, особенно бурно, в период заката, обретают тем самым относительно независимые от содержания, внутренних законов генезиса и развития, механизмы своего функ-ционирования и взаимодействия. Эти относительно са-мостоятельные превращенные формы устойчиво воспро-изводятся, функционируют по «правилам», отличным от механизмов содержания (типичный пример – механизмы формирования и движение средней прибыли в отличие от закона прибавочной стоимости). Эти отличные от законов, характеризующих сущность системы, механиз-мы воспроизводства превращенных форм еще более за-крепляют относительную самостоятельность последних.

Здесь на первый план выходит проблема соотно-шения и взаимосвязи законов жизнедеятельности мира содержания и адекватных ему форм с миром превратных форм и «наведенных» ими содержаний. Готового реше-ния этой проблемы у автора сейчас нет, но есть текст по проблемам «Капитала», в котором я показал основные закономерности превращения содержательных законов товарного производства в закономерности ми-ра превращенных форм. О его методологическом обоб-щении пока говорить рано.

Формирование этих механизмов происходит по мере превращения общест-венных форм в тормоз развития производительных сил и человека. Достигнув стадии зрелости, устойчивого воспроизводства на собственной, адекватной ей осно-ве («Основание» в Логике Гегеля) система обществен-ных отношений генерирует определенные формы этого воспроизводства. Подчиняясь логике дальнейшего про-гресса эти формы должны далее начать разрушать свое содержание, генерируя элементы новой системы. Эту объективную логику дальнейшего развития системы по пути ее самотрансформации в новую и реализуют те общественные силы, которые заинтересованы в снятии данной системы.

Так, в условиях капитализма наемные работники как субъект снятия капитала объ-ективно заинтересованы в том, чтобы начать изменять отношения эксплуатации, трансформировать отношения извлечения прибавочной стоимости и подчинения труда капиталу с тем, чтобы в перспективе снять их, заме-нив отношениями присвоения прибавочного труда обще-ством и свободным трудом. Эту траекторию и начали реализовывать парижские коммунары революционным пу-тем, европейские социал-демократы – реформистским, эволюционным. Но даже если взять пример последних, то они, не случайно используя в первый период своей активности (ХХ век) марксизм, действовали в соот-ветствие с логикой внутренних, содержательных зако-нов капитализма, а не его превращенных форм. Они начали практику частичного перераспределения приба-вочной стоимости в пользу наемных работников (про-грессивный подоходный налог и т.п.), смягчения фор-мального и реального подчинения труда капиталу (участие работников в управлении, регулирование ус-ловий труда и т.п.), противодействия закону абсо-лютного и относительного обнищания наемных работни-ков (социальное обеспечение, регулирование мини-мальной заработной платы, пособия по безработице и общественные работы…).

В противоположность этой логике, объективный интерес самосохранения ка-питалистической системы, меж- и внутри отраслевая конкуренция капиталов, их стремление к максимизации прибыли вели к формированию механизмов выравнивания нормы прибыли и формирования цены производства, развитию торгового и ссудного капитала, акционерных и иных форм, способствующих дальнейшему саморазви-тию капитала… Так капитал, как сила заинтересован-ная в самосохранении «старой» системы, стал объек-тивно генерировать все более и более сложные пре-вращенные формы и механизмы их воспроизводства. По-скольку они возникали как механизмы самозащиты ка-питала, механизмы их воспроизводства должны были обеспечивать результаты отличные (в чем-то – проти-воположные) по своей направленности (здесь речь идет только о векторе эволюции капитализма) тем, что генерируют сущностные процессы.

Если по-следние должны были способствовать и способствовали ограничению присвоения прибавочной стоимости и под-чинения труда, «подрывали» свои же собственные ос-новы, то первые опять же объективно были направлены в противоположную сущностным процессам сторону – в сторону все более активного присвоения все больших количеств прибавочного труда, все более сложного и разностороннего подчинения труда.

Именно эту объективную тенденцию самосохранения системы и обеспечивали (и обеспечивают) все более сложные ме-ханизмы функционирования превращенных форм (замечу, несколько отвлекаясь: именно на решение задачи изу-чения и развития этих механизмов функционирования превращенных форм неслучайно нацелена и политиче-ская экономия капитала – т.н. «экономикс»).

Поскольку же эти механизмы, как я показал не-сколько выше, направлены в сторону, противоположную сущностным законам развития (самоотрицания, снятия) капитала, постольку механизмы функционирования пре-вращенных форм не только отрываются от сущностных законов, но и действуют в противоположном направле-нии, создавая объективную видимость того, что капи-талистическая система устроена совсем иначе и функ-ционирует по совсем иным законам, нежели те, что были выведены на содержательном уровне. Что, соот-ветственно, любая деятельность, продиктованная аде-кватным отображением сущностных законов (например, социал-реформизм или, тем более, социалистическая революционность) неадекватна практически данным ме-ханизмам функционирования этой системы, идет враз-рез с требованиями и жизни (а она предстает на этом этапе развития системы преимущественно в виде пре-вращенных форм), и науки (той политэкономии капита-ла, которая адекватно – и в этом смысле научно – отображает действительно существующие механизмы функционирования превращенных форм при помощи пози-тивных методов)…

…Сказанное выше, однако, – это не более чем некоторые первые наброски, гипоте-зы, которыми автор рискнул поделиться с читателем для того, чтобы показать, как скорее всего устроен господствующий ныне мир превращенных форм и как диалектика позволяет избавиться от мороков жизни, где «кажется то, что есть на самом деле», а дейст-вительное содержание скрыто от субъекта, не владею-щего диалектическим медом исследования превращенных форм.

<< | >>
Источник: А.В.Бузгалин, А.И.Колганов. Пределы капита-ла: методология и онтология. 2009

Еще по теме 2.3. Практика и Истина: диалекти-ка как метод снятия наваждений в мире превращенных форм:

  1. 27. Проблемы истинного знания в философии. Истина, заблуждение, ложь.Критерии истинного знания. Характеристика практики и ее роль в познании.
  2. Глава XIV. Истина и заблуждение§ 1. Понятие истины. Аспекты истины
  3. О пользе стресса, вреде дистресса и о том, как не допустить превращения одного в другое
  4. 4.1. Как регулируется и организуется бухгалтерский учет в мире и в России?
  5. ЭЛЕАТЫ (Элейская школа)Основная изучаемая проблема что есть истинное бытие? В чем критерий истинности познания бытия?
  6. 21.3. Практика и методы определения внешнеторговых цен
  7. 60.5. ЦЕНА «СНЯТИЯ СЛИВОК
  8. 6. Дополнительные методы обеспечения возвратности кредита в банковской практике
  9. СИСТЕМЫ ДЛЯ СНЯТИЯ И ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ СТРЕССОВ
  10. 3. Истина как цель познания, особенности социального познания
  11. КОНВЕРСИЯ (лат. conversio - превращение, изменение